XX. Слезы

«Воспрещается громко говорить, петь, плакать»

(Из правил тюремного режима)

В своем стремлении свести на нет все жизненные силы заключенных ГПУ дошло до того, что запретило плакать, когда при тюремном утомлении и тоске это становилось для многих настоящей потребностью. Конечно, можно было плакать беззвучно, закрыв глаза или притворившись, что болит голова. Но стоило надзирательнице заметить в глазок подозрительную позу, форточка щелкала, и начиналось не очень ласковое убеждение, что плакать нечего, нельзя, не разрешается.

Когда кто-нибудь из старых надзирательниц простодушно, хотя и грубовато, обрывал: «Чего ревешь-то, брось!», — это звучало не так обидно, чем когда девчонки-комсомолки, тоже произведенные в надзирательницы, с подвитыми кудряшками, подбритыми, подрисованными бровками и намазанными губками, презрительно фыркали: «И очень даже стыдно! Уважать себя надо! Перестаньте, а то корпусному скажу!»

Но были женщины больные, нервные, которые не могли сдержаться, и с ними расправлялись бесчеловечно.

Под вечер, когда в камерах темнело, как в колодцах, а света не давали из экономии, становилось особенно тоскливо. Ничто не действовало так угнетающе, как этот холодный могильный сумрак. Все мыкались в эти последние полчаса до подачи света и хандрили. Помню, я раз не удержалась и сказала старой надзирательнице:

— Если я когда-нибудь повешусь, так в ваши сумерки!

— Что вы! Что вы! — искренне испугалась она. — Я бы рада, да нельзя, режим экономии. Я и так на пять минут раньше свет даю. Лишь бы «вторая» не расплакалась, а то возни будет больше, чем экономии.

В тюрьме мы теряли наши имена и назывались по номерам камер. «Вторую» мы никогда не видали, потому что она была лишена прогулки, но хорошо знали по голосу — она не выносила сумерек и часто плакала.

Плакала она тихо, без слов, изредка всхлипывая. Если ее оставляли в покое, она постепенно замолкала. Но тюремная дисциплина требовала немедленного водворения порядка, ее начинали усмирять, и тут разражался скандал. Начиналось с тревожного беганья надзирательницы по железным лестницам, хлопанья форточки в ее двери, уговоров грозным шепотом, в ответ на которые горькие рыдания вырывались из приоткрытой форточки. Потом гремел сапогами по лестницам корпусной, басил угрозы:

— В карцер посажу.

Она рыдала, как ребенок, который, расплакавшись, не может успокоиться. После мертвой тюремной тишины, абсолютно лишенной звуков, кроме шагов надзора и лязганья ключей, плач той несчастной, запертой в одиночку, волновал всех, как будто она оплакивала нашу общую судьбу. Начальство не терпело этого. Корпусной вскоре возвращался с двумя здоровенными стражами.

— В карцер!

Плач ее переходил в вопли, лязгал замок, с зловещим шумом открывалась дверь, и все заполнялось раздирающими криками и взвизгиваниями:

— Оставьте! Пустите! Крысы! Боюсь, боюсь! Проклятые, мучители, оставьте!

Ее тащили силой, волокли по полу, она отбивалась и кричала изо всех сил, со всем отчаянием, которое только может выразить человек, захлебываясь от слез и ужаса перед карцером, где были крысы. Стон стоял на все пять этажей, пока ее выволакивали из отделения, потом возвращалась еще более жуткая тишина. Когда и как приходила она назад, никто никогда не слыхал; устрашенная, она крепилась иногда неделю, дней десять, а иногда разражалась плачем почти каждый день. Ее усмиряли тем же методом.

Раз вечером, когда меня вели с дневного допроса, я стала свидетельницей потрясающей сцены: в узком нижнем коридоре, куда выходил карцер, эту женщину, измученную борьбой и воплями, вталкивали в страшную дверь. За широченной спиной одного из тюремщиков билась ее голова с растрепавшейся белокурой косой. Бледная, обессиленная, она хрипела и все-таки защищалась, извиваясь в их ручищах.

— Крыса! — взвизгнула она в паническом ужасе, и в этот момент ее втолкнули и захлопнули дверь.

Крысы в тюрьме были огромные. Одно время их пытались травить, и они выползали подыхать во двор, оставляя свои отвратительные рыжие трупы с голыми хвостами у стен, посредине двора, на решетках окон подвального этажа. Может быть, это очень по-женски и глупо, но дохлая крыса портила всю прогулку. Что же должно было быть в карцере, где нельзя было встать из-за низкого потолка, где стража могла тушить свет и оставлять в могильной темноте, наедине с крысами!

Другая «преступница плача» была, вероятно, уже полусумасшедшей. Она часто начинала пением, которое также запрещалось. Голос у нее был прекрасный, правильно, по-оперному поставленный, но пение своеобразное: веселые арии она пела на печальные похоронные мотивы; грустные, как ария Лизы из «Пиковой дамы», — как шансонетку. Делала она это артистически, но это сейчас же вызывало переполох и репрессивные меры, на которые она отвечала проклятиями и истерическими рыданиями. Иногда она начинала с плача, но совершенно особенного: она ворковала, как иногда очень грустно воркуют голуби, потом усиливала звук и продолжала нараспев, очень музыкально и приятно.

Усмирение происходило так же: увещевания надзирательницы, угрозы корпусного, но, видимо, она была признана ненормальной — ее не сажали в карцер, а надевали смирительную рубашку и привязывали к койке. Утомленная и побежденная, она отчаянно отбивалась, но смолкала.

Надзор ненавидел ее и держал в нижнем этаже, в одной из самых сырых и темных камер. Прогулки ей не давали и только раз летом вывели во двор. Это была молодая, высокая женщина, с странным, бледным лицом; она выступала, как по бальному залу, драпировалась в изодранный платок, непринужденно обращалась к «прогульщику», а вернувшись, громко запела. Больше ее не выпускали.

Зачем ГПУ нужна была эта сумасшедшая женщина, трудно сказать. Они не стесняются получать нужные им показания любым способом, но ясно было, что если в ней оставались еще проблески рассудка, чекисты ее окончательно губили.

Третьим номером по плачу была моя соседка, уголовная. Но это, действительно, был совсем особый номер. Чаще всего это случалось, когда у нее не хватало папирос. Тоскуя по табаку, она сначала бродила по камере, била мух, ковыряла штукатурку, потом цинично объявляла:

— Сейчас концерт задам и папирос получу! После этого она садилась на койку, начинала качаться из стороны в сторону и жалобно причитать:

— Мамочка моя бедная! Что со мной делают! Мамочка, мамочка! Зачем ты меня родила? Несчастная я, злосчастная, дочка твоя родимая!

Расстроенная собственными словами, она входила в роль и начинала плакать:

— Умру я, умру! Не увижу тебя! — вставляла она слова жалостной песни.

Уговоры надзирательницы помочь не могли, потому что только корпусной мог достать папиросы в буфете ГПУ. Когда он появлялся, сурово спрашивая: «Что такое? Что вам нужно, гражданка?», — она затихала, делала грустные, просящие глаза, что при ее молоденькой и смазливенькой рожице выходило неплохо, и лепетала: «Папиросочку!».

Удивленный таким легким разрешением нависшего звукового скандала, встревожившего уже все отделение, он усмехался, вынимал щегольской портсигар с монограммами и снабжал ее папиросами.

— Разве у вас нет передачи? — участливо спрашивал он.

— Не хватает мне, — жаловалась она. — Здесь так скучно. Пошлите купить мне еще, миленький!

Она тут же выпрашивала у меня рубль и получала от корпусного обещание, что при смене дежурных ей купят папирос — милость, совершенно неслыханная, которой только она умела добиваться.

Так пошлость вклинилась в наше трагичное существование, в слезы и горе женщин, сходящих с ума, словно смеясь и издеваясь над ними. Право жизни принадлежало не им.

Глава 3

Борьба за Красный Петроград. Глава 3

Вначале ноября 1918 г. произошло резкое изменение общей политической обстановки в Европе, которое видоизменило характер внешнего окружения РСФСР и способствовало мирному продолжению того революционного процесса в России, который искусственно был задержан вторжением в Прибалтику и на Украину австро-германских войск. Германия была истощена годами мировой империалистической войны. В ноябре 1918 г. под влиянием Октябрьской революции она превратилась в арену крупных внутренних революционных событий. Трудящиеся массы Германии, переносившие все трудности империалистической бойни, дали классический образец массового революционного действия. 1 ноября 1918 г. началось восстание германских матросов в крепости Киль, к 5 ноября движение перекинулось в Берлин и другие города, принимая форму всеобщей забастовки и рабочих демонстраций. 9 ноября Вильгельм II был принужден отречься [66] от престола и бежал в Голландию. Того же числа Карл Либкнехт провозгласил Социалистическую республику в Германии. Бурно и быстро проходили события. Однако дальнейший ход германских событий пошел не по социалистическому пути; власть была взята шейдемановцами и независимыми социал-демократами. Истинные вожди германского пролетариата - Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убиты по прямому приказу шейдемановцев. Несмотря на свою социальную сущность, германская революция все же сыграла решающую роль, изменив внешнее враждебное окружение Советской России. После подписанного 11 ноября 1918 г. перемирия между Антантой и Германией Антанта получила доступ в Черное и Балтийское моря, а следовательно, и возможность воздействия на ход гражданской войны в Советской России.

Глава XVIII

Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Глава XVIII. Таити и Новая Зеландия

Переход через Низменный архипелаг Таити. Вид на остров Горная растительность Вид на Эимео Экскурсия в глубь острова Глубокие ущелья Ряд водопадов Множество полезных дикорастущих растений Трезвость жителей Состояние их нравственности Созыв парламента Новая Зеландия Бухта Айлендс. Хиппа Экскурсия в Уаимате Хозяйство миссионеров Английские сорняки, ныне одичавшие Уаиомио Похороны новозеландки Отплытие в Австралию 20 октября. — Закончив съемку Галапагосского архипелага, мы направились на Таити и начали длинный переход в 3 200 миль. Через несколько дней мы вышли из облачной и сумрачной области океана, простирающейся зимой на большое расстояние от побережья Южной Америки. Теперь мы наслаждались солнечной, ясной погодой и, подгоняемые постоянным пассатом, весело плыли со скоростью 150—160 миль в день. Температура в этой области Тихого океана, лежащей ближе к его центру, выше, чем близ американских берегов. Термометр на юте днем и ночью колебался между 27 и 28°, и это было очень приятно; но уже одним-двумя градусами выше жара становится невыносимой. Мы прошли через Низменный, или Опасный, архипелаг и видели несколько тех любопытнейших колец из коралловой почвы, чуть возвышающихся над водой, которым дали название лагунных островов. Над длинной, ослепительно белой береговой полосой тянется зеленая полоса растительности; уходя в обе стороны, полосы быстро суживаются вдали и теряются за горизонтом. С верхушки-мачты внутри кольца видно обширное пространство спокойной воды.

Глава 6. Обновление Балтийского подплава (1930-1941 гг.) [127]

Короли подплава в море червонных валетов. Часть III. Обзор эволюции подводных сил СССР (1935-1941 гг.). Глава 6. Обновление Балтийского подплава (1930-1941 гг.)

В январе 1930 г. подводные лодки вновь расписываются по дивизионам: 1-й дивизион — «Тигр», «Тур», «Пантера», «Рысь», «Ёрш»; 2-й дивизион — «Волк», «Леопард», «Змея», «Ягуар». В л/с бригады наблюдается недостаточное понимание важности строевой подготовки каждого военного человека... Интересно, что раньше, в самом начале российского мореплавания, флот не обременяли строевой подготовкой. Потребовался 141 год, чтобы Их Императорское Величество Император Всероссийский, и прочая, и прочая Николай I высочайше повелеть соизволили с апреля 10-го дня лета от Р. X. 1837-го ввести на флоте фрунтовые занятия. С тех пор так и повелось. Царю небесный! Спаси меня От куртки тесной, Как от огня. От маршировки Меня избавь, В парадировки Меня не ставь, — давным-давно писал молодой поручик М. Ю. Лермонтов, снискавший в боях и вылазках Кавказской войны славу умелого и отважного воина. С началом кампании лодки стали плавать не только в районе Лужской губы, но и к западу о-ва Гогланд. В основном туда ходили [128] двумя путями: северным и южным. От Кронштадта до о-ва Сескар шли в одном направлении, а дальше или сворачивали на север, оставляя о-ва Сескар и Лавенсари к югу, проходили Гогландский плес и огибали о-в Гогланд с севера; или, свернув к югу от Сескара, проходили между банкой Хайлода и Кургальским рифом, далее шли на Бигрунд и Гогландский плес, огибали о-в Гогланд с юга и двигались между ним и о-вами Большой Тютерс, Виргинами и Родшером. Обратно возвращались теми же путями.

9 000 - 5 000 BC

From 9 000 to 5 000 BC

From the emergence of farming and animal husbandry to the beginning of copper use in some regions.

Примечания

Борьба за Красный Петроград. Примечания

{1} Везде в не оговоренных случаях курсив в цитатах наш. — Н. К. {2} В октябре 1917 г. Главное артиллерийское управление «своим попечением» направило в Новочеркасский артиллерийский склад 10 000 винтовок из Петрограда и 12 800 винтовок из Москвы. Как первая, так и вторая партия оружия по назначению не дошли. Поэтому генерал М. В. Алексеев предлагал вновь дать наряд, значительно его увеличив — до 30 000 винтовок, и то на первое время. {3} Белое дело. Берлин: Изд-во «Медный всадник», 1926. Т. 1. С. 77–82. В этих последних заключительных словах генерала нельзя не отметить некоторой доли сомнения в своих начинаниях; ясная перспектива, нарисованная им, дала под конец основательную трещину. Фантазия, пленившая его в кабинете, должна была уступить хотя и незначительное, но все же заключительное место для соображении практического характера. Несколько позже, 9 февраля (27 января) 1918 г., генерал М. В. Алексеев в своем обращении во французскую миссию в г. Киеве вынужден был подтвердить свое заключение из цитированного выше письма от 8(21) ноября 1917 г. Он писал: «Идеи большевизма нашли приверженцев среди широкой массы казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории, ради спасения своего достояния. Они глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых классов — буржуазии и интеллигенции, а не против области, где сохранился порядок, где есть хлеб, уголь, железо, нефть» (Владимирова В. Год службы «социалистов» капиталистам: Очерки по истории контрреволюции в 1918 г./ Под ред. Я. А.

Часть 1

Побег из ГУЛАГа. Часть 1

Результаты поиска по сайту

Страница результатов поиска по сайту

Годы решений

Освальд Шпенглер : Годы решений / Пер. с нем. В. В. Афанасьева; Общая редакция А.В. Михайловского.- М.: СКИМЕНЪ, 2006.- 240с.- (Серия «В поисках утраченного»)

Введение Едва ли кто-то так же страстно, как я, ждал свершения национального переворота этого года (1933). Уже с первых дней я ненавидел грязную революцию 1918 года как измену неполноценной части нашего народа по отношению к другой его части - сильной, нерастраченной, воскресшей в 1914 году, которая могла и хотела иметь будущее. Все, что я написал после этого о политике, было направлено против сил, окопавшихся с помощью наших врагов на вершине нашей нищеты и несчастий для того, чтобы лишить нас будущего. Каждая строка должна была способствовать их падению, и я надеюсь, что так оно и произошло. Что-то должно было наступить в какой-либо форме для того, чтобы освободить глубочайшие инстинкты нашей крови от этого давления, если уж нам выпало участвовать в грядущих решениях мировой истории, а не быть лишь ее жертвами. Большая игра мировой политики еще не завершена. Самые высокие ставки еще не сделаны. Для любого живущего народа речь идет о его величии или уничтожении. Но события этого года дают нам надежду на то, что этот вопрос для нас еще не решен, что мы когда-нибудь вновь - как во времена Бисмарка - станем субъектом, а не только объектом истории. Мы живем в титанические десятилетия. Титанические - значит страшные и несчастные. Величие и счастье не пара, и у нас нет выбора. Никто из ныне живущих где-либо в этом мире не станет счастливым, но многие смогут по собственной воле пройти путь своей жизни в величии или ничтожестве. Однако тот, кто ищет только комфорта, не заслуживает права присутствовать при этом. Часто тот, кто действует, видит недалеко. Он движется без осознания подлинной цели.

Записки «вредителя»

Чернавин В.В: Записки «вредителя»

1. Арест

Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 1. Арест

После опубликования постановления ГПУ о расстреле «48-ми» я не сомневался в том, что буду арестован. В постановлении о расстреле В. К. Толстого указывалось — «руководитель вредительства по Северному району» (это был мой ближайший друг); при таком же объявлении относительно С. В. Щербакова — «руководитель контрреволюционной организации в Севгосрыбтресте» (это был самый близкий мне человек из работников треста). Было очевидно, что спешно расстреляв «руководителей вредительской организации», далее будут искать «организацию», а так как никакой организации не было, то будут подбирать людей, наиболее подходящих для этого, по мнению ГПУ. В «Севгосрыбтресте», кроме Щербакова, был пока арестован только К. И. Кротов, который уже более полугода находился в тюрьме. Явно, что для «организации» этого было мало. Из оставшихся в «Севгосрыбтресте» специалистов, занимавших ответственные должности, было четверо, заведующих отделами: Н. Скрябин — заведующий планово-статистическим отделом, инженеры К. и П. — отделами техническим и рационализаторским, и я — научно-исследовательским. Главный инженер сменился в 1930 году и еще ничего не успел построить, так как ввиду беспрестанных изменений планов, строительных работ в 1930 году, в сущности, не было. Из кого ГПУ будет формировать уже объявленную «организацию» в «Севгосрыбтресте»? Несомненно, что меня должны взять в первую очередь: моя дружба с В. К. Толстым и С. В.

Chapter III

The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter III

A Description of Hispaniola. Also a Relation of the French Buccaneers. THE large and rich island called Hispaniola is situate from 17 degrees to 19 degrees latitude; the circumference is 300 leagues; the extent from east to west 120; its breadth almost 50, being broader or narrower at certain places. This island was first discovered by Christopher Columbus, a.d. 1492; he being sent for this purpose by Ferdinand, king of Spain; from which time to this present the Spaniards have been continually possessors thereof. There are upon this island very good and strong cities, towns, and hamlets, as well as a great number of pleasant country houses and plantations, the effects of the care and industry of the Spaniards its inhabitants. The chief city and metropolis hereof is Santo Domingo; being dedicated to St. Dominic, from whom it derives its name. It is situate towards the south, and affords a most excellent prospect; the country round about being embellished with innumerable rich plantations, as also verdant meadows and fruitful gardens; all which produce plenty and variety of excellent pleasant fruits, according to the nature of those countries. The governor of the island resides in this city, which is, as it were, the storehouse of all the cities, towns, and villages, which hence export and provide themselves with all necessaries for human life; and yet hath it this particularity above many other cities, that it entertains no commerce with any nation but its own, the Spaniards. The greatest part of the inhabitants are rich and substantial merchants or shopkeepers. Another city of this island is San Jago, or St.

843 - 1095

С 843 по 1095 год

Поздний период Раннего Средневековья. От Верденского договора в 843 до Клермонского собора в 1095.