800 г. до н.э. - 323 г. до н.э.

Ла-Манш и Северное море

«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Ла-Манш и Северное море

К началу Второй мировой войны класс торпедных катеров в Германии находился, по сути дела, в стадии становления. Из 17 имевшихся в строю единиц лишь шесть (S-18 - S-23) были оснащены надежными дизелями фирмы «Даймлер-Бенц» и могли привлекаться к активным действиям вдали от баз. Все они входили в состав 1-й флотилии (командир - капитан-лейтенант Курт Штурм). 2-я флотилия из восьми ТКА (S-10 - S-17, корветтен-капитан Рудольф Петерсен) считалась боеспособным подразделением лишь на бумаге. Половину в ней составляли катера с ненадежными дизелями фирмы MAN. Три еще более старых катера с такими же двигателями использовались в учебных целях. Еще 14 «шнелльботов» находились в различных стадиях постройки, но, по всем расчетам, их могло хватить лишь на замену старых катеров и покрытие неизбежных потерь. До желаемых 6-8 катерных флотилий по 8 единиц в каждой было далеко. Несколько слов относительно организации катерных сил. Согласно немецкой структуре, подразделения «шнелльботов» находились в ведении командующего миноносцами (Fuhrer der Torpedoboote) - до ноября 1939 года им был погибший впоследствии на «Бисмарке» контр-адмирал Гюнтер Лютьенс. В ноябре 1939 года его сменил капитан цур зее Бютов, командовавший ранее немецкой Дунайской флотилией. Последний сыграл в становлении и развитии класса германских торпедных катеров роль, во многом схожую с той, которую сыграл Дёниц в подводном флоте. Он считал, что торпедные катера, подобно тяжелым кораблям и субмаринам, должны взять на себя функции борьбы на коммуникациях - естественно, не на океанских, а на прибрежных.

18. Следователь пробует «взять на бас»

Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 18. Следователь пробует «взять на бас»

В тот вечер мы долго не спали: свет погасили, но наш татарин продолжал вполголоса свои рассказы, и мы, в какой-то мере забыв про тюрьму, следили за тем, как занятно могла раньше развертываться людская жизнь. И вдруг шаги, бряканье ключей, свет, окрик: — Фамилия? — страж тычет пальцем в каждого из нас по очереди. Доходит до меня. Отвечаю. — Инициалы? — В. В. — Полностью инициалы! — рычит он грозно. Здесь они грубее, чем на Шпалерке. — Имя и отчество, что ли? — Ясно! Имя, отчество? — Отвечаю. — Давай живо! Начинаю одеваться. Все смотрят сочувственно, беспокоясь за меня. — В пальто? — спрашиваю я, чтобы знать, повезут ли на Гороховую или будут допрашивать здесь. — Ничего не сказано, значит, без пальто. Выхожу. Спускаюсь по крутым железным лестницам, в жуткой ночной тишине гигантской тюрьмы. — Обожди. Конвойный останавливает меня в нижнем коридоре на пронизывающем сквозняке. После тесной камеры и постели охватывает дрожь. Стою долго. Совершенно замерзаю. — Давай! Вхожу в кабинет. Передо мной новый следователь. Фигура резкая, отталкивающая. Сухой брюнет, еще молодой, с напряженными движениями. Лоб низкий, глаза маленькие, злые. Военная форма, ромб на петличках — советский генеральский чин. Прежний следователь был в чине полковника. Значит, это начальство. — Садитесь, — говорит он мрачно.

Часть 3

Побег из ГУЛАГа. Часть 3

I. Внутренняя эмиграция

Побег из ГУЛАГа. Часть 2. I. Внутренняя эмиграция

Почти полгода провела я в тюрьме, абсолютно ничего не зная, что делается дома: мне не передали ни одного письма, не дали ни одного свидания. Пожалуй, это было легче, потому что я видела, как после свиданий от тоски сходили с ума. Меня увели из дома зимой, вернули — когда кончалось лето. Все, что случилось за это время, было для меня зияющим черным провалом. В тюрьме казалось, что стоит только выйти на волю, и жизнь будет полна работы и энергии. Если вышлют мужа, придется добывать средства для существования за двоих. Мучительно хотелось, чтобы время вновь заполнилось трудом; казалось, что я схвачусь за него, как голодный за хлеб. Вот я на воле, и что же? Лежу на диване и думаю. Из пяти с лишним месяцев тюрьмы месяц я сидела; на четыре месяца меня забыли, вероятно, по пустой небрежности. Когда-то мне казалось, что мой труд нужен государству, а теперь? С другими поступили еще гораздо хуже. Мне сказано было, чтобы я возвращалась на прежнюю работу, но я хорошо знаю, что следователи всегда врут, хотя бы это было совершенно бесцельно, такова их профессиональная привычка.

Средний Палеолит

Средний Палеолит. Период примерно от 300 000 до 50 000 лет назад

Средний Палеолит. Период примерно от 300 000 до 50 000 лет назад.

Часть II. Восстановление подводного плавания страны (1920-1934 гг.) [81]

Короли подплава в море червонных валетов. Часть II. Восстановление подводного плавания страны (1920–1934 гг.)

Глава 25

Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 25

В августе 1919 года верховное командование красных решило покончить с Северо-западной армией, которая в это время приблизилась на опасное расстояние к Петрограду. На позициях красных за линией фронта наблюдались признаки повышенной активности, пленные сообщали о ежедневном прибытии на фронт свежих красных дивизий. Мы ожидали крупного наступления каждое утро и пытались предотвратить главный удар. Но еще до того, как красные выбрали время для его нанесения, мы получили приказ штаба о всеобщем отступлении. Большинство железнодорожных путей и шоссе между Петроградом и границей Эстонии тянулись по прямой линии с востока на запад, но по каким-то непонятным причинам было приказано оставить главные пути и отступать в юго-западном направлении. Лишь бронепоезда были вынуждены двигаться на запад по основному пути на Ямбург, нам дали указания обеспечивать их свободное прохождение до тех пор, пока последняя воинская часть не перейдет железнодорожное полотно с севера. Во время отступления нервозность всегда достигает апогея, все становится возможным, когда войска перемещаются по проселочным дорогам в стороне от известных им ориентиров. Когда белые пехотинцы отступили за железнодорожные пути, противник совершил рывок вперед вдоль прибрежного шоссе, тянувшегося параллельно железной дороге. На другой день мы все еще находились на расстоянии примерно 50 миль к востоку от Ямбурга и стояли перед угрозой быть отрезанными от своей базы.

Site Map

Site map of Proistoria.org

Глава 19

Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 19

Решение покинуть Петроград отнюдь не было продиктовано моим желанием эмигрировать из России. У меня было твердое убеждение в том, что власть большевиков враждебна интересам русского народа и что безоглядная жестокость в конечном счете приведет к падению их режима. Слабость советской административной системы была настолько очевидна, что в способность большевизма выдержать хорошо спланированный удар никто не верил. Я был убежден, что будущее России связано с победой белых армий, и считал своим долгом сражаться в рядах белых. В январе 1919 года я мог выбраться из Петрограда несколькими путями с целью осуществления своего намерения. Хотя точных сведений у меня не было, я знал, что белые армии действуют на юге, севере и востоке. Но чтобы добраться до них в любом из этих направлений, мне пришлось бы пройти сотни миль по территории красных и затем положиться на удачу в преодолении линий фронта. К западу от города, в Эстонии, действовала еще одна белая армия, и от нее меня отделяло не очень большое расстояние. Простейший путь лежал через Финляндию. Финская граница находилась всего лишь в 40 милях от Петрограда, и, хотя она усиленно охранялась большевиками, ожидавшими тогда нападения со стороны Финляндии, пройти через нее было легче, чем там, где велись боевые действия. Через неделю после того, как я принял решение, мне устроили встречу с профессиональным контрабандистом. Это был финский крестьянин, говоривший по-русски с акцентом. Мы остались довольны знакомством друг с другом, и, не тратя лишних слов, он сказал: – Я проведу вас через границу. Дорогу знаю: хожу по ней два раза в месяц.

IV. Арабская сказка на советский лад

Побег из ГУЛАГа. Часть 1. IV. Арабская сказка на советский лад

Зима голодная, холодная и темная была ужасно. Пришлось остаться в Павловске, в одной комнате, потому что здесь все же легче было доставать дрова. Существование людей свелось к такой нужде, какую, может быть, не знал пещерный человек, ибо он был приспособлен к тому, чтобы не умереть с голоду и не замерзнуть, мы же, интеллигенты, принужденные по-прежнему работать в требовательных интеллектуальных областях, были бессильны и беспомощны. Человек в драном пальто, для тепла подвязанный веревкой, в обутках, сшитых из старого ковра, с потрескавшимися от холода и топки железной печурки пальцами, с нервным, бегающим, голодным взглядом, был совсем не нищий, а чаще всего профессор или даже академик. Жены были не лучше. Ребятишки — истощены до последней степени. Я знала малыша, двух-трех лет, он понял, как трудно терпеть голод, и научился не доедать сразу и прятать корки под шкап, в игрушки, под ковер. Он не всегда их находил, плакал, но никому не открывал своего секрета, пока в бессильной обиде не пожаловался матери.

Глава 16

Борьба за Красный Петроград. Глава 16

Катастрофа, столь быстро постигнувшая северо-западную русскую контрреволюцию, заставила ее идеологов и военных вождей заняться анализом тех причин, которые были в основе ее поражения. Белые генералы, руководившие походом на Петроград, основную причину своего поражения пытались найти исключительно в области военной деятельности. Основные вопросы, определившие в конечном счете исход военных кампаний и операций, оставались, конечно, вне сферы их умственного кругозора. Выходцы из определенной классовой среды и представители буржуазно-помещичьих интересов — они не могли подняться выше своих военно-кастовых, профессиональных вожделений. Продолжая оставаться военной кастой, противостоящей широким пластам трудящихся, военные руководители русской контрреволюции были глухи и слепы ко всяким завоеваниям революционной мысли. История развития русского капитализма предопределила удельный вес русской буржуазии. [567] Зависимость последней от англо-французского капитала принимала определенные и вполне законченные формы — она сказалась на ходе мировой империалистической войны, она вошла в историю 1917 года, она отразилась и на всей дальнейшей деятельности отечественной контрреволюции. Помощь крупных империалистических государств привела к тому, что против Советской республики выступила контрреволюция в масштабе международном. Техника империалистических государств была призвана оказать реальную поддержку русской белогвардейщине. Требовалось только искусство военных руководителей, чтобы эту помощь использовать наиболее целесообразно.

Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа

Владимир и Татьяна Чернавины : Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа

Осенью 1922 года советские руководители решили в качестве концлагеря использовать Соловецкий монастырь, и в Кеми появилась пересылка, в которую зимой набивали заключенных, чтобы в навигацию перевезти на Соловки.Летом 1932 года из Кеми совершили побег арестованный за «вредительство» и прошедший Соловки профессор-ихтиолог Владимир Вячеславович Чернавин, его жена Татьяна Васильевна (дочь знаменитого томского профессора Василия Сапожникова, ученика Тимирязева и прославленного натуралиста) и их 13-летний сын Андрей. Они сначала плыли на лодке, потом долго плутали по болотам и каменистым кряжам, буквально поедаемые комарами и гнусом. Рискуя жизнью, без оружия, без теплой одежды, в ужасной обуви, почти без пищи они добрались до Финляндии. В 1934 году в Париже были напечатаны книги Татьяны Чернавиной «Жена "вредителя"» и ее мужа «Записки "вредителя"». Чернавины с горечью писали о том, что оказались ненужными стране, служение которой считали своим долгом. Невостребованными оказались их знания, труд, любовь к науке и отечественной культуре. Книги издавались на всех основных европейских языках, а также финском, польском и арабском. Главный официоз СССР — газета «Правда» — в 1934 году напечатала негодующую статью о книге, вышедшей к тому времени и в Америке. Однако к 90-м годам об этом побеге знали разве что сотрудники КГБ. Даже родственники Чернавиных мало что знали о перипетиях этого побега. Книгам Чернавиных в Российской Федерации не очень повезло: ни внимания СМИ, ни официального признания, и тиражи по тысяче экземпляров. Сегодня их можно прочесть только в сети. «Записки "вредителя"» — воспоминания В. Чернавина: работа в Севгосрыбтресте в Мурманске, арест в 1930 г., пребывание в следственной тюрьме в Ленинграде (на Шпалерной), в лагере на Соловецких островах, подготовка к побегу.«Побег из ГУЛАГа» — автобиографическая повесть Т. Чернавиной о жизни в Петрограде — Ленинграде в 20-е — 30-е годы, о начале массовых репрессий в стране, об аресте и женской тюрьме, в которой автор провела несколько месяцев в 1931 г. Описание подготовки к побегу через границу в Финляндию из Кеми, куда автор вместе с сыном приехала к мужу на свидание, и самого побега в 1932 г.