Chapter IX
The origin and descent of Captain Henry Morgan
His exploits, and the most remarkable actions of his life.
CAPTAIN HENRY MORGAN was born in Great Britain, in the principality of Wales; his father was a rich yeoman, or farmer, of good quality, even as most who bear that name in Wales are known to be. Morgan, when young, had no inclination to the calling of his father, and therefore left his country, and came towards the sea-coasts to seek some other employment more suitable to his aspiring humour; where he found several ships at anchor, bound for Barbadoes. With these he resolved to go in the service of one, who, according to the practice of those parts, sold him as soon as he came ashore. He served his time at Barbadoes, and obtaining his liberty, betook himself to Jamaica, there to seek new fortunes: here he found two vessels of pirates ready to go to sea; and being destitute of employment, he went with them, with intent to follow the exercises of that sort of people: he soon learned their manner of living, so exactly, that having performed three or four voyages with profit and success, he agreed with some of his comrades, who had got by the same voyages a little money, to join stocks, and buy a ship. The vessel being bought, they unanimously chose him captain and commander.
With this ship he set forth from Jamaica to cruise on the coasts of Campechy, in which voyage he took several ships, with which he returned triumphant. Here he found an old pirate, named Mansvelt (whom we have already mentioned), busied in equipping a considerable fleet, with design to land on the continent, and pillage whatever he could. Mansvelt seeing Captain Morgan return with so many prizes, judged him to be a man of courage, and chose him for his vice-admiral in that expedition: thus having fitted out fifteen ships, great and small, they sailed from Jamaica with five hundred men, Walloons and French. This fleet arrived, not long after, at the isle of St. Catherine, near the continent of Costa Rica, latitude 12 deg. 30 min. and distant thirty-five leagues from the river Chagre. Here they made their first descent, landing most of their men, who soon forced the garrison that kept the island to surrender all the forts and castles thereof; which they instantly demolished, except one, wherein they placed a hundred men of their own party, and all the slaves they had taken from the Spaniards: with the rest of their men they marched to another small island, so near St. Catherine's, that with a bridge they made in a few days, they passed thither, taking with them all the ordnance they had taken on the great island. Having ruined with fire and sword both the islands, leaving necessary orders at the said castle, they put to sea again, with their Spanish prisoners; yet these they set ashore not long after, on the firm land, near Puerto Velo: then they cruised on Costa Rica, till they came to the river Colla, designing to pillage all the towns in those parts, thence to pass to the village of Nata, to do the same.
The governor of Panama, on advice of their arrival, and of the hostilities they committed, thought it his duty to meet them with a body of men. His coming caused the pirates to retire suddenly, seeing the whole country was alarmed, and that their designs were known, and consequently defeated at that time. Hereupon, they returned to St. Catherine's, to visit the hundred men they left in garrison there. The governor of these men was a Frenchman, named Le Sieur Simon, who behaved himself very well in that charge, while Mansvelt was absent, having put the great island in a very good posture of defence, and the little one he had caused to be cultivated with many fertile plantations, sufficient to revictual the whole fleet, not only for the present, but also for a new voyage. Mansvelt was very much bent to keep the two islands in perpetual possession, being very commodiously situated for the pirates; being so near the Spanish dominions, and easily defended.
Hereupon, Mansvelt determined to return to Jamaica, to send recruits to St. Catherine's, that in case of an invasion the pirates might be provided for a defence. As soon as he arrived, he propounded his intentions to the governor there, who rejected his propositions, fearing to displease his master, the king of England; besides, that giving him the men he desired, and necessaries, he must of necessity diminish the forces of that island, whereof he was governor. Hereupon, Mansvelt, knowing that of himself he could not compass his designs, he went to Tortuga; but there, before he could put in execution what was intended, death surprised him, and put a period to his wicked life, leaving all things in suspense till the occasion I shall hereafter relate.
Le Sieur Simon, governor of St. Catherine's, receiving no news from Mansvelt, his admiral, was impatiently desirous to know the cause thereof: meanwhile, Don John Perez de Guzman, being newly come to the government of Costa Rica, thought it not convenient for the interest of Spain for that island to be in the hands of the pirates: hereupon, he equipped a considerable fleet, which he sent to retake it; but before he used violence, he writ a letter to Le Sieur Simon, telling him, that if he would surrender the island to his Catholic Majesty, he should be very well rewarded; but, in case of refusal, severely punished, when he had forced him to do it. Le Sieur Simon, seeing no probability of being able to defend it alone, nor any emolument that by so doing could accrue either to him, or his people, after some small resistance delivered it up to its true lord and master, under the same articles they had obtained it from the Spaniards; a few days after which surrender, there arrived from Jamaica an English ship, which the governor there had sent underhand, with a good supply of people, both men and women: the Spaniards from the castle having espied the ship, put forth English colours, and persuaded Le Sieur Simon to go aboard, and conduct the ship into a port they assigned him. This he performed and they were all made prisoners. A certain Spanish engineer has published in print an exact relation of the retaking of this isle by the Spaniards, which I have thought fit to insert here:—
A true relation, and particular account of the victory obtained by the arms of his Catholic Majesty against the English pirates, by the direction and valour of Don John Perez de Guzman, knight of the order of St. James, governor and captain-general of Terra Firma, and the Province of Veraguas.
The kingdom of Terra Firma, which of itself is sufficiently strong to repel and destroy great fleets, especially the pirates of Jamaica, had several ways notice imparted to the governor thereof, that fourteen English vessels cruised on the coasts belonging to his Catholic Majesty. July 14, 1665, news came to Panama, that they were arrived at Puerto de Naos, and had forced the Spanish garrison of the isle of St. Catherine, whose governor was Don Estevan del Campo, and possessed themselves of the said island, taking prisoners the inhabitants, and destroying all that they met. About the same time, Don John Perez de Guzman received particular information of these robberies from some Spaniards who escaped out of the island (and whom he ordered to be conveyed to Puerto Velo), that the said pirates came into the island May 2, by night, without being perceived; and that the next day, after some skirmishes, they took the fortresses, and made prisoners all the inhabitants and soldiers that could not escape. Upon this, Don John called a council of war, wherein he declared the great progress the said pirates had made in the dominions of his Catholic Majesty; and propounded "that it was absolutely necessary to send some forces to the isle of St. Catherine, sufficient to retake it from the pirates, the honour and interest of his Majesty of Spain being very narrowly concerned herein; otherwise the pirates by such conquests might easily, in course of time, possess themselves of all the countries thereabouts." To this some made answer, "that the pirates, not being able to subsist in the said island, would of necessity consume and waste themselves, and be forced to quit it, without any necessity of retaking it: that consequently it was not worth the while to engage in so many expenses and troubles as this would cost." Notwithstanding which, Don John being an expert and valiant soldier, ordered that provisions should be conveyed to Puerto Velo for the use of the militia, and transported himself thither, with no small danger of his life. Here he arrived July 2, with most things necessary to the expedition in hand, where he found in the port a good ship, and well mounted, called the St. Vincent, that belonged to the company of the negroes, which he manned and victualled very well, and sent to the isle of St. Catherine, constituting Captain Joseph Sanchez Ximenez, major of Puerto Velo, commander thereof. He carried with him two hundred and seventy soldiers, and thirty-seven prisoners of the same island, besides thirty-four Spaniards of the garrison of Puerto Velo, twenty-nine mulattoes of Panama, twelve Indians, very dextrous at shooting with bows and arrows, seven expert and able gunners, two lieutenants, two pilots, one surgeon, and one priest, of the order of St. Francis, for their chaplain.
Don John soon after gave orders to all the officers how to behave themselves, telling them that the governor of Carthagena would supply them with more men, boats, and all things else, necessary for that enterprise; to which effect he had already written to the said governor. July 24, Don John setting sail with a fair wind, he called before him all his people, and made them a speech, encouraging them to fight against the enemies of their country and religion, and especially against those inhuman pirates, who had committed so many horrid cruelties upon the subjects of his Catholic Majesty; withal, promising every one most liberal rewards, especially to such as should behave themselves well in the service of their king and country. Thus Don John bid them farewell, and the ship set sail under a favourable gale. The 22nd they arrived at Carthagena, and presented a letter to the governor thereof, from the noble and valiant Don John, who received it with testimonies of great affection to the person of Don John, and his Majesty's service: and seeing their resolution to be comfortable to his desires, he promised them his assistance, with one frigate, one galleon, one boat, and one hundred and twenty-six men; one half out of his own garrison, and the other half mulattoes. Thus being well provided with necessaries, they left the port of Carthagena, August 2, and the 10th they arrived in sight of St. Catherine's towards the western point thereof; and though the wind was contrary, yet they reached the port, and anchored within it, having lost one of their boats by foul weather, at the rock called Quita Signos.
The pirates, seeing our ships come to an anchor, gave them presently three guns with bullets, which were soon answered in the same coin. Hereupon, Major Joseph Sanchez Ximenez sent ashore to the pirates one of his officers to require them, in the name of the Catholic King his master, to surrender the island, seeing they had taken it in the midst of peace between the two crowns of Spain and England; and that if they would be obstinate, he would certainly put them all to the sword. The pirates made answer, that the island had once before belonged unto the government and dominions of the king of England, and that instead of surrendering it, they preferred to lose their lives.
On Friday the 13th, three negroes, from the enemy, came swimming aboard our admiral; these brought intelligence that all the pirates upon the island were only seventy-two in number, and that they were under a great consternation, seeing such considerable forces come against them. With this intelligence, the Spaniards resolved to land, and advance towards the fortresses, which ceased not to fire as many great guns against them as they possibly could; which were answered in the same manner on our side, till dark night. On Sunday, the 15th, the day of the Assumption of our Lady, the weather being very calm and clear, the Spaniards began to advance thus: The ship St. Vincent, riding admiral, discharged two whole broadsides on the battery called the Conception; the ship St. Peter, that was vice-admiral, discharged likewise her guns against the other battery named St. James: meanwhile, our people landed in small boats, directing their course towards the point of the battery last mentioned, and thence they marched towards the gate called Cortadura. Lieutenant Francis de Cazeres, being desirous to view the strength of the enemy, with only fifteen men, was compelled to retreat in haste, by reason of the great guns, which played so furiously on the place where he stood; they shooting, not only pieces of iron, and small bullets, but also the organs of the church, discharging in every shot threescore pipes at a time.
Notwithstanding this heat of the enemy, Captain Don Joseph Ramirez de Leyva, with sixty men, made a strong attack, wherein they fought on both sides very desperately, till at last he overcame, and forced the pirates to surrender the fort.
On the other side, Captain John Galeno, with ninety men, passed over the hills, to advance that way towards the castle of St. Teresa. Meanwhile Major Don Joseph Sanchez Ximenes, as commander-in-chief, with the rest of his men, set forth from the battery of St. James, passing the port with four boats, and landing, in despite of the enemy. About this same time, Captain John Galeno began to advance with the men he led to the forementioned fortress; so that our men made three attacks on three several sides, at one and the same time, with great courage; till the pirates seeing many of their men already killed, and that they could in no manner subsist any longer, retreated towards Cortadura, where they surrendered, themselves and the whole island, into our hands. Our people possessed themselves of all, and set up the Spanish colours, as soon as they had rendered thanks to God Almighty for the victory obtained on such a signalized day. The number of dead were six men of the enemies, with many wounded, and seventy prisoners: on our side was only one man killed, and four wounded.
There were found on the island eight hundred pounds of powder, two hundred and fifty pounds of small bullets, with many other military provisions. Among the prisoners were taken also, two Spaniards, who had bore arms under the English against his Catholic Majesty: these were shot to death the next day, by order of the major. The 10th day of September arrived at the isle an English vessel, which being seen at a great distance by the major, he ordered Le Sieur Simon, who was a Frenchman, to go and visit the said ship, and tell them that were on board, that the island belonged still to the English. He performed the command, and found in the said ship only fourteen men, one woman and her daughter, who were all instantly made prisoners.
The English pirates were all transported to Puerto Velo, excepting three, who by order of the governor were carried to Panama, there to work in the castle of St. Jerom. This fortification is an excellent piece of workmanship, and very strong, being raised in the middle of the port of a quadrangular form, and of very hard stone: its height is eighty-eight geometrical feet, the wall being fourteen, and the curtains seventy-five feet diameter. It was built at the expense of several private persons, the governor of the city furnishing the greatest part of the money; so that it cost his Majesty nothing.
V. Все же счастливое время
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. V. Все же счастливое время
Голод тянулся приблизительно три года, с 1918 по 1921. Для большевиков это был период военного коммунизма, когда они готовы были перестроить не только старую Русь, но и весь мир. Для народа это был голод, иначе этого времени никто и не зовет. Большевики задавались в это время самыми дерзкими, несбыточными «гениальными» идеями, сидя в Кремле, в теплых квартирах, обеспеченные чрезвычайными пайками, защищаемые ЧК и Красной Армией. Страна мерла от голода и тифа. Когда, с отчаяния, дико и стихийно восставали деревни, округа, почти губернии, отряды Красной Армии истребляли поголовно мужиков, баб, ребятишек; деревни выжигали. Крепкие партийцы пожимали плечами: если капиталисты имеют право посылать миллионы на бессмысленную империалистическую бойню, почему нельзя пожертвовать несколькими десятками тысяч ради счастливого социалистического будущего? Только когда разрозненные деревенские восстания стали перекидываться в города, и взбунтовался оплот, твердыня, «цитадель революции» — Кронштадт, Ленин отступил и дал НЭП — новую экономическую политику, расправившись, впрочем, предварительно с восставшими матросами. Для коммунистов НЭП — позор, постыдное отступление. Одно напоминание о нем — контрреволюция, хотя его и объявил сам Ленин — «всерьез и надолго». Для страны НЭП был спасением от голода. Продразверстка, то есть натуральное обложение крестьянских хозяйств, произвольное и непосильное, была заменена продналогом — высоким, но все же определенным.
I. Прощание
Побег из ГУЛАГа. Часть 3. I. Прощание
Я вернулась со свидания в смятении. Итак, надо было собираться в дорогу; эта жизнь была кончена, будет ли другая — неизвестно. Родина напоила и накормила горем досыта, и все же это была родина, кто бы ни правил ею. Еще полгода надо было прожить, зная, что будущего здесь уже нет. Дома, на улице, на работе я постоянно думала об одном: это в последний раз. Ленинград, набережная, Нева, Адмиралтейство, Зимний дворец, который после революции непрерывно перекрашивали: в зеленый — под «Елизавету», в песочный — под «Екатерину», а теперь делали яично-желтым, под одно с Главным штабом, — все это останется, будет перемазываться, перестраиваться и все же останется милым, дорогим Петербургом, а мне надо уйти отсюда навсегда. Хотелось, как перед смертью, проститься со всем, что любила. Россия была такой прекрасной страной! Одна шестая часть мира. «От финских хладных скал До пламенной Колхиды»... А что из этого осталось для меня? Пробег Ленинград — Кемь? УСЛОН — Управление соловецких лагерей особого назначения? Пора бросить лирику. Впереди нелегкий путь. Положат нас троих гепеусты где-нибудь у границы, вот и будет последний привет России. Надо готовиться к побегу: продавать остатки вещей, покупать другие на дорогу, соображать, что нужно. Денег надо. Он просил тысячи две-три. За границей это, говорят, не пригодится, потому что советские бумажки никто не хочет брать, но может быть, удастся нанять проводника или откупиться от того, кто попадется на дороге. Я бросилась продавать вещи: предлагать в комиссионные магазины, букинистам.
Глава XX
Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Глава XX. Остров Килинг. Коралловые образования
Остров Килинг Своеобразный вид острова Скудость растительности. Перенос семян Птицы и насекомые Прибыль и убыль колодцев Поля отмерших кораллов Камни, переносимые в корнях деревьев Крупный краб. Жгучие кораллы Рыба, питающаяся кораллами Коралловые образования Лагунные острова, или атоллы Глубина, на которой могут жить рифообразующие кораллы Огромные площади, по которым разбросаны низменные коралловые острова Опускание их оснований Барьерные рифы. Окаймляющие рифы Превращение окаймляющих рифов в барьерные и в атоллы Свидетельства в пользу изменений уровня Проходы в барьерных рифах Мальдивские атоллы, их особое строение Отмершие и затопленные водой рифы Области опускания и поднятия Распределение вулканов Опускание медленное и в громадных размерах 1 апреля. — В виду показались острова Килинг, или Кокосовые, лежащие в Индийском океане, на расстоянии около 600 миль от берегов Суматры. Эта группа — один из лагунных островов (или атоллов) кораллового строения, похожий на острова Низменного архипелага, поблизости от которого мы проходили. Когда наш корабль подошел ко входу в канал, к нам выехал на лодке м-р Лиск, английский резидент. История обитателей острова вкратце такова. Лет девять тому назад м-р Хэр, личность недостойная, привез сюда с Индонезийского архипелага невольников-малайцев, которых теперь, включая детей, насчитывается более ста человек.
Глава 14
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 14
Уличные бои, сопровождавшие падение режима Керенского, продолжались недолго, участников было мало. С одной стороны – несколько воинских подразделений, фанатично преданных большевикам, с другой – несколько отделений кадетов и подразделение Женского батальона, которому случилось нести боевое охранение. Большая часть гарнизона и фактически все гражданское население Петрограда оставались сторонними наблюдателями. Совершенно отсутствовали проявления общественного энтузиазма, свидетелем которых город был в марте. Нигде не было видно торжествующих, ликующих толп народа, которые вывела на улицы первая революция. Вместо этого по темным улицам размеренно, по заранее намеченным маршрутам двигались вооруженные до зубов патрули из солдат, матросов и рабочих с мрачными выражениями лиц. Правда, к треску ружейных выстрелов и дроби пулеметных очередей все уже привыкли. Единственным свидетельством того, что на этот раз положение было гораздо серьезнее, чем прежде, стали периодическая артиллерийская канонада и силуэт большевистского крейсера «Аврора», стоявшего на якоре в Неве с орудиями, направленными в сторону Зимнего дворца. Временное правительство не планировало защищаться от нападения большевиков. Члены кабинета министров пререкались друг с другом до тех пор, пока передовой отряд большевиков не вошел в комнату, где проходило заседание. В последнюю минуту Керенский, под предлогом сбора войск в пригородах, сбежал, предоставив своих коллег-министров и отделение верных солдат судьбе. В училище курсанты численностью 1200 человек стояли у окон, прислушиваясь к стрельбе и пытаясь у случайных прохожих узнать об исходе боев.
32. Послесловие
На интернет-форумах, посвящённых трагедии группы Игоря Дятлова, с завидной регулярностью всплывает вопрос: узнал ли правду о судьбе группы Борис Ельцин, став Президентом РФ? Ельцин был выпускником свердловского "Политеха", всю жизнь поддерживал тёплые отношения с сокурсниками и одноклассниками, и безусловно, ещё в молодые годы слыхал о таинственной истории. Предполагается, что получив от отечественных спецслужб информацию об истинной причине гибели группы Игоря Дятлова, он бы непременно предал её гласности и тем снял все вопрсоы. Если Ельцин ничего не прояснил, значит отечественные спецслужбы ничего о группе Дятлова не знают - такой делается вывод некоторыми "исследователями". На самом деле молчание первого Президента России может означать совсем другое: разглашение истинной истории январского 1959 г. похода могло иметь для его режима самые нежелательные политические последствия. Не следует забывать, что "новая Россия", распрощавшись с "тоталитарным прошлым", предала его анафеме, а вот американцы ничего подобного не сделали. Эйзенхауэр, братья Даллес и Пашковский отнюдь не перестали быть героями Америки и "свободного мира", никто не подумал даже вынести мраморную плиту с фамилией Бориса Паша из Зала Славы военной разведки США. Признать, что предтечи нынешних "лучших друзей России" в 1959 г. (и других годах) убивали советских людей на советской же земле, значило предоставить богатейшую пищу для PR-компаний всевозможным анпиловым-тереховым-прохановым и Ко. Могли "попиариться" на этой теме представители и прямо противоположного крыла, всевозможные боннеры-новодворские, с воплями о "кровавой гэбне, подставляющей под расправу невинных".
Великолепный часослов герцога Беррийского
Братья Лимбург. Великолепный часослов герцога Беррийского. Цикл Времена года. XV век.
«Великолепный часослов герцога Беррийского» или, в другой версии перевода, «Роскошный часослов герцога Беррийского» (фр. Très Riches Heures du Duc de Berry) - иллюстрированный манускрипт XV века. Самая известная часть изображений часослова, цикл «Времена года» состоит из 12 миниатюр с изображением соответствующих сезону деталей жизни на фоне замков. Создание рукописи началось в первой четверти XV века по заказу Жана, герцога Беррийского. Не была закончена при жизни заказчика и своих главных создателей, братьев Лимбург.
Глава 3. Балтийские «касатки» в войне на Хвалынском море (1919-1920 гг.) [61]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918–1920 гг.). Глава 3. Балтийские «касатки» в войне на Хвалынском море (1919-1920 гг.)
Волжскую военную флотилию (ВВФ) сформировали во время Гражданской войны в бассейне р. Волги и на акватории северной части Каспийского моря, где она действовала в период с июня 1918 г. по самый конец июля 1919 г. Из ее состава в октябре 1918 г. выделилась Астрахано-Каспийская военная флотилия (АКВФ). Главной [62] базой АКВФ стала Астрахань. Находясь в составе 11-й армии, вяло проводившей операции в северной части Каспия, АКВФ осуществляла ее поддержку с моря и защиту дельты р. Волги. Как и везде на всех фронтах, сил и средств для ведения боевых действий не хватало, и высшее руководство молодой Советской Республики распорядилось направить на Каспий боевые корабли с Балтики. Среди них оказались и 4 малые подводные лодки: три лодки типа «Касатка» — сама «Касатка», «Макрель» и «Окунь» и еще одна — уникальная «Минога». Если бы политики лучше учились в гимназии или, по крайней мере, посоветовались со спецами, то подводные лодки оставили бы тогда в покое. Вот что говорится о северном Каспии в Военной энциклопедии издания 1912 г.: «Каспийское море (Хвалынское), величайшее на земном шаре озеро, остаток «Сарматского моря», которое вместе с Черным и Каспийским морями покрывало в начале третичного периода весь юг России. Этот обширный бассейн представляет чрезвычайное разнообразие в климатическом и физическом отношениях. В гидрографическом отношении Каспийское море линией устье р. Терек — п-ов Мангышлак{6} делится на два обособленных бассейна.
1815 - 1871
С 1815 по 1871 год
С конца Наполеоновских войн в 1815 до конца Франко-Прусской войны в 1871.
Годы решений
Освальд Шпенглер : Годы решений / Пер. с нем. В. В. Афанасьева; Общая редакция А.В. Михайловского.- М.: СКИМЕНЪ, 2006.- 240с.- (Серия «В поисках утраченного»)
Введение Едва ли кто-то так же страстно, как я, ждал свершения национального переворота этого года (1933). Уже с первых дней я ненавидел грязную революцию 1918 года как измену неполноценной части нашего народа по отношению к другой его части - сильной, нерастраченной, воскресшей в 1914 году, которая могла и хотела иметь будущее. Все, что я написал после этого о политике, было направлено против сил, окопавшихся с помощью наших врагов на вершине нашей нищеты и несчастий для того, чтобы лишить нас будущего. Каждая строка должна была способствовать их падению, и я надеюсь, что так оно и произошло. Что-то должно было наступить в какой-либо форме для того, чтобы освободить глубочайшие инстинкты нашей крови от этого давления, если уж нам выпало участвовать в грядущих решениях мировой истории, а не быть лишь ее жертвами. Большая игра мировой политики еще не завершена. Самые высокие ставки еще не сделаны. Для любого живущего народа речь идет о его величии или уничтожении. Но события этого года дают нам надежду на то, что этот вопрос для нас еще не решен, что мы когда-нибудь вновь - как во времена Бисмарка - станем субъектом, а не только объектом истории. Мы живем в титанические десятилетия. Титанические - значит страшные и несчастные. Величие и счастье не пара, и у нас нет выбора. Никто из ныне живущих где-либо в этом мире не станет счастливым, но многие смогут по собственной воле пройти путь своей жизни в величии или ничтожестве. Однако тот, кто ищет только комфорта, не заслуживает права присутствовать при этом. Часто тот, кто действует, видит недалеко. Он движется без осознания подлинной цели.
Глава 11
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 11
Возвратившись в город после двухмесячного отсутствия, я смотрел на Петроград глазами постороннего. Впечатление было безрадостным и мрачным. В морозные мартовские дни Петроград выглядел шумным, необузданным, румяным парнем, полным сил и эгоистических надежд. Знойным, душным августом Петроград казался истасканным, преждевременно состарившимся человеком неопределенного возраста, с мешками под глазами и душой, из которой подозрения и страхи выхолостили отвагу и решимость. Чужими выглядели неопрятные здания, грязные тротуары, лица людей на улицах. Обескураживало больше всего то, что происходившее в Петрограде выражало состояние всей страны. В последние годы старого режима Россия начала скольжение по наклонной плоскости. Мартовская революция высвободила силы, повлекшие страну дальше вниз. Она вступила в последнюю стадию падения. Заключительный этап распада пришелся на период между маем и октябрем 1917 года. В это время главным актером на политической сцене был Керенский. Как государственный деятель и лидер страны он был слишком ничтожен, чтобы влиять на ход событий. Сложившимся за рубежом мнением о значимости своей персоны он обязан рекламе. Представители союзнических правительств и пресса связывали с ним последнюю надежду на спасение России. Чтобы подбодрить себя, они представляли Керенского сильным, энергичным, умным патриотом, способным повернуть вспять неблагоприятное течение событий и превратить Россию в надежного военного союзника. Однако образованные люди России не обманывались. В начале марта рассказывали о первом дне пребывания Керенского на посту министра юстиции.
XII. Тяжкий день
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XII. Тяжкий день
Это было в феврале. Утро как утро. Мрак. Вставать трудно. Всякая работа опостылела: на службу тянешься через силу. Шел пятый месяц после ареста мужа, надо было вот-вот ждать приговора. Расстреливать как будто стали меньше, но в лагеря, на принудительные работы ссылали тысячами. Во всякой мелочи, во всяком пустяке невольно чуялось недоброе предзнаменование, а тут, выходя на лестницу, на серой каменной площадке я наткнулась на большое, полузамерзшее кровавое пятно. Оно поплыло у меня в глазах, оставляя повсюду зловещие блики. Вероятно, пьяница-сосед, вернувшись поутру домой, расквасил себе нос на скользкой лестнице, но сердце сжалось от испуга, и всю дорогу по запорошенным улицам красное пятно мелькало на снегу. Я тогда не знала, что ГПУ расстреливает в подвалах, а не на дворе. Первый вопрос на службе: — Как ваше здоровье? — Как всегда. В чем дело? — Сюда звонили только что, справлялись о вас, мы думали, уж не случилось ли чего. У вас ведь дома телефон, почему не звонят вам? — Нет, ничего, спасибо. Странно... Кому, зачем пришла мысль пугаться за мою судьбу? Но не успела я сесть за работу, ко мне влетела одна из сослуживиц. — Вы знаете, наша Э. разбилась насмерть. — Как?! — Мужу дали приговор по академическому делу — десять лет принудительных работ. Она бросилась с четвертого этажа в пролет лестницы. Э. с маленькой головой и огромной косой, которая едва укладывалась кругом.