Глава 22
Шесть месяцев без перерыва я служил на бронепоезде «Адмирал Колчак». В современной войне этот род войск утратил свое значение, поскольку концентрация мощных артиллерийских средств не позволяет бронепоездам действовать на поражающей дистанции. Но в годы Гражданской войны в России артиллерийских орудий имелось сравнительно мало, а линии фронтов были весьма подвижны. В этих условиях бронепоезд, оснащенный батареей из двух полевых орудий и 12 пулеметами, становился грозной силой.
Наш бронепоезд не знал передышки. Мы редко оставляли прифронтовую полосу более чем на один день. Во время наступления, когда позволяло состояние железнодорожных путей, мы двигались вместе с пехотой. Во время отступления вели арьергардные бои, прикрывая передвижения своих войск, разрушая за собой железнодорожные мосты. Мы взаимодействовали буквально с каждой дивизией Северо-западной армии. Где бы ни происходили бои, нам приказывали являться в штабы дивизий для получения заданий. Минимум раз в неделю нам приходилось делать стоянку на своей базе, чтобы пополнить запас боеприпасов. Широкий диапазон действий позволял нам иметь достаточно достоверную картину ситуации.
В качестве корректировщика артиллерийского огня я посещал расположение разных боевых частей и общался с огромным количеством людей. Как и в любой другой, в Белой армии не было двух абсолютно одинаковых людей, но офицеров этой армии можно было условно разделить на четыре категории. Если в полку встречались хотя бы два офицера, принадлежавшие к одной из категорий, им стремился подражать весь личный состав.
Одна категория белых офицеров несла большую ответственность, чем другие, за потерю престижа антибольшевистским движением в массах населения России. Часть офицерства состояла из военных, ожесточившихся в ходе мировой войны, революции и красного террора. Ими двигало стремление к немедленной мести. К сожалению, в результате пятилетнего хаоса и кровопролития эта категория людей численно увеличилась. Они несли основную ответственность за потерю престижа Белой армии. Им были чужды какие-либо угрызения совести. Они не просили и не давали пощады, грабили и терроризировали гражданское население, расстреливали дезертиров и пленных из Красной армии. Перед своими солдатами такие офицеры становились в позу Робин Гудов, не считающихся с законом, разыгрывая из себя справедливых, но беспощадных атаманов. Их отношение к начальству менялось в зависимости от обстоятельств – от безукоризненной корректности до полного неподчинения. Когда я посещал подразделения таких командиров, у меня складывалось впечатление, что вернулся в Средневековье и попал в банду грабителей.
Отношения между регулярными войсками и этими противозаконными бандами обычно переходили в состояние открытой враждебности. Во время одного из отступлений произошел такой, вполне типичный инцидент.
По обеим сторонам железнодорожного полотна действовала пехота нерегулярных формирований. Наш бронепоезд сдерживал наступление противника, чтобы позволить своим войскам отойти. Каждые два или три часа мы совершали десятимильные перегоны за боевые порядки наших войск, чтобы убедиться в том, что какая-нибудь диверсионная группа не повредила пути в нашем тылу. Во время одного из таких перегонов, когда наш бронепоезд подъезжал к пустынной, заброшенной станции, мы заметили недалеко от депо толпу примерно из пятидесяти солдат. Бронепоезд притормаживал, и из наблюдательной будки на паровозе наш командир окликнул их.
От группы отделился человек и пошел по направлению к нам. На нем была фуражка набекрень, погоны капитана, на поясе висели сабля и револьвер в кобуре, в руках – нагайка. Нам были знакомы такие субъекты. Командир, другой офицер и я спрыгнули из вагонов, чтобы его встретить. Незнакомец лихо козырнул, командир отдал честь в ответ и спросил:
– Капитан, что здесь происходит?
– Ничего такого: мы вешаем телеграфиста.
Незнакомца слегка позабавили недоуменные выражения наших лиц.
– Вешаете телеграфиста? Зачем же?
– Мы застали его за демонтажом аппаратуры.
– Он это делал по моему приказу, – голос командира зазвучал раздраженно, – я здесь за старшего и буду признателен, если вы немедленно передадите телеграфиста мне!
Брови незнакомца взметнулись вверх, и он произнес ледяным, наглым тоном:
– Сожалею, но я уже отдал приказ повесить его.
– Здесь я приказываю! – выкрикнул командир.
Последовала напряженная пауза, в течение которой никто не двигался с места, затем командир резко повернулся к нам и громко сказал:
– Держите этого сукина сына на мушке! Если пошевельнется, стреляйте!
Лейтенант и я вынули револьверы и наставили на незнакомца. Командир прокричал офицерам на бронепоезде:
– Видите тех людей? Подготовьте к стрельбе пулеметы и в случае чего открывайте огонь!
Убедившись, что его распоряжения выполнены, командир снова обернулся к незнакомцу:
– Эй, ты! Прикажи своим людям немедленно привести телеграфиста сюда!
Через несколько минут дрожавшего телеграфиста поместили в один из наших вагонов целым и невредимым. Бронепоезд тронулся, оставляя позади пустынную станцию с недовольной бандой.
В этот раз мы прибыли вовремя и спасли невинную душу, но в руках нерегулярных формирований оставались целые участки фронта, где их ничто не могло сдержать. Там, где господствовали нерегулярные формирования, царили беспредельная жестокость и зверство, командование белых ничего не могло с ними поделать. На фронте было слишком мало сил, чтобы выделить для осуществления полицейских функций надежные, дисциплинированные подразделения. Кроме того, несмотря на свои бесчинства, незаконные формирования все-таки представляли собой в целом весьма боеспособные части. Эти соображения заставляли командование белых относиться в общем безучастно к жалобам на мародерство.
Если офицеры, превратившиеся в грабителей и убийц, представляли одну крайность, то другую составляли люди, совершенно деморализованные событиями предшествующих лет. Некоторые из них прибыли на фронт из тыла, но не потому, что повиновались чувству долга или стремились отстоять в борьбе свои убеждения, а из-за того, что не были востребованы в других местах. Большинство из них были принудительно мобилизованы в Красную армию, в рядах которой они воевали спустя рукава. Попав в плен к белым, они воспринимали перемену в своем положении как естественный ход событий. Часто превращение из красного в белого длилось всего несколько часов.
В начале июля наш бронепоезд оказывал поддержку пехоте, отражавшей атаки красных. Эффективность нашей поддержки серьезно ограничило появление батареи противника, укомплектованной шестидюймовыми орудиями. Белая армия остро нуждалась в тяжелой артиллерии, и было трудно удержаться от соблазна захватить батарею. Ночью после короткого совещания генерал, командовавший дивизией, отдал соответствующий приказ. На следующее утро была предпринята внезапная атака на трехмильном фронте. Красную пехоту захватили врасплох, и атакующие подразделения вскоре овладели шестидюймовыми орудиями. Среди первых, кому удалось это сделать, было десантное подразделение с нашего бронепоезда.
Батареей командовали четыре офицера. При них имелись документы, подтверждающие, что офицеров мобилизовали в Красную армию. Они не пытались бежать или защищать орудия батареи, но не проявили также энтузиазма в связи с перспективой службы в Белой армии. За полтора часа, в течение которых мы проверяли их документы, появились признаки того, что красные готовят контратаку. Шестидюймовые орудия были повернуты в их сторону. Командовали ими те же офицеры, огонь батареи в значительной степени способствовал отражению атаки красных.
Меня поражала пассивность этих четырех офицеров. Их апатию нельзя было считать напускной: просто они утратили всякую надежду на будущее. Они приходили в движение, подобно изношенным автоматам, механически следуя командам и выполняя любое задание. Они не жили, а существовали, не воевали, а цеплялись за жизнь. Духовно и эмоционально они стали мертвецами.
Третий тип белого офицера представлял собой разительный контраст двум первым. Эта категория состояла из тех, кто не считаются с реальностью. Они пребывали в относительном спокойствии, внушая себе веру в то, что ничего не изменилось. Многим из них удалось сохранить хоть что-то из былого состояния. Большинство из них служили за линией фронта, предаваясь безопасной игре, в которой больше всего значили соблюдение норм и правил армейской жизни. Очевидно, их нелепое самодовольство могло продолжаться лишь до тех пор, пока другие офицеры и солдаты сохраняли готовность сражаться на фронте, но это соображение не мешало порицать любого человека, который не соблюдал их правила игры.
После двухмесячного пребывания на фронте мне предоставили однодневный отпуск. Я прибыл в Нарву без денег, в потрепанной одежде и обуви, весь завшивевший, однако день отдыха был слишком коротким, чтобы успеть позаботиться о своем внешнем виде. Со станции я направился в морской клуб в надежде встретить приятеля, который угостил бы меня едой и выпивкой.
Неожиданно позади услышал голос. Повернувшись, я увидел одетого с иголочки лейтенанта, с начищенными до блеска ботинками и посверкивающими серебром погонами на плечах.
– Вы почему не отдаете честь? – спросил лейтенант.
– Я вас не заметил, – ответил я.
Он неприязненно оглядел меня и произнес размеренным тоном:
– Полагаю, вам надлежит носить форму гардемарина, но ваша форма имеет неподобающий вид! Мне следует посадить вас под арест до выяснения вашей личности.
Я вышел из себя:
– К черту! Я иду в морской клуб, вы сможете найти меня там, если надумаете арестовать.
Лейтенант не пытался меня остановить. В клубе я встретил нескольких старых друзей и рассказал им о своем злосчастном приключении. Как раз в то время, когда я заканчивал рассказ, мы увидели через окно, как к двери подходят два офицера и полдесятка солдат. Одним был тот самый лейтенант, очевидно вознамерившийся привести свою угрозу в исполнение. Меня поспешно увели в боковую комнату, в то время как три старших морских офицера остались для встречи с патрулем. Не знаю, что именно они сказали лейтенанту, но их доводы, должно быть, были сочтены убедительными, поскольку инцидент никаких последствий не имел.
В данном случае корпоративный дух морского офицерства защитил меня от наказания за пренебрежение субординацией. Однако те, у кого не было друзей за линией фронта, постоянно подвергались мелочным придиркам со стороны самозваных блюстителей дисциплины.
В качестве особой группы сторонники строгой дисциплины в Белой армии не представляли такую опасность, как отчаянные бандитские элементы, или не были так ненадежны, как пассивные, безропотные офицеры. Но косвенно они немало способствовали возбуждению антагонизма в рядах белых. Сам вид этих чистоплюев приводил в бешенство, особенно в связи с очевидностью того, что они требуют много, а дают мало для успеха Белого дела.
Однако все эти группы были в известном смысле приживалы. Они не могли найти общую платформу для действий и не смогли бы просуществовать достаточно долго в условиях войны, если бы не четвертая категория офицеров, являвшаяся становым хребтом Белого движения.
Людей, составлявших последнюю категорию, классифицировать нелегко. Они представляли широкий спектр социальных слоев и политических убеждений. Среди них встречались аристократы, жизненной философией которых был девиз: «За веру, царя и Отечество»; либералы; представители помещичьего класса, многие поколения которых служили государству; студенты университетов и других высших учебных заведений, чьи идеалы растоптали большевики. Но все эти социальные различия сглаживались двумя их фундаментальными обстоятельствами: любовью к Родине и готовностью идти на жертвы ради своих принципов.
В ходе кровопролитной Гражданской войны офицеры этой категории выработали неписаный строгий кодекс поведения, которого неукоснительно придерживались. Одно из главных требований – самодисциплина, причем весьма суровая. Возможно, это требование явилось непроизвольной реакцией на анархию и беспорядок, которые сопутствовали революции, но эти люди переносили жесточайшие трудности без нытья и жалоб, когда же получали приказы, то стремились сделать невозможное.
Удрученные бессмысленным разрушением, презирая своих менее щепетильных соратников, патриоты Белой армии относились к гражданскому населению почти по-рыцарски.
В августе, когда Северо-западная армия отступала под ударами многочисленных сил противника, батальон слева от нас неожиданно остановился. Бои усилились, и, к нашему ужасу, белая пехота без предупреждения пошла в контратаку. Хотя цель этого маневра нам была неясна, наш бронепоезд принял участие в операции, чтобы не допустить прорыва фронта. Красные повернули назад, и мы отогнали их на целую милю. Затем, также неожиданно, бой затих. Каждый член экипажа бронепоезда недоумевал по поводу неожиданной вылазки и стремился выяснить ее причину.
Секрет открылся тем же вечером. Проходя через деревню, белый солдат вошел в крестьянскую хату и украл пальто. К тому времени, когда офицеры узнали о краже, деревню уже занял наступавший противник, но командир батальона решил преподать своим солдатам урок – наказание за мародерство. Роту, в которой служил провинившийся солдат, послали в контратаку с целью вернуть украденное пальто законному владельцу. Когда приказ был выполнен, атаковавшее подразделение отозвали с занятых позиций, но операция «украденное пальто» оставила неизгладимое впечатление в сознании солдат.
Ничто не внушало солдатам доверия более, чем личная храбрость этой категории офицеров. Молодые или старые, они не думали об опасности. Дни напролет эти военные мужественно выполняли свой долг и были готовы к действиям в любой чрезвычайной ситуации. Я неоднократно был свидетелем высочайшей силы их духа.
С высокого холма, обращенного к реке Луге, я видел, как пехота белых штурмует мост. Неожиданный натиск сбил красных с их позиций на западном берегу, они отступили ко второй линии окопов на другой стороне реки. Несколько минут казалось невозможным представить, что кто-то попытается преследовать их по деревянному настилу под пулеметным и ружейным огнем. Однако из подлеска, окружавшего подступы к мосту, выскочили два человека: морской капитан среднего возраста и семнадцатилетний гардемарин. Когда эти двое двинулись в сторону противника, стрельба стала настолько плотной, что попытка добраться до противоположного берега казалась безнадежной. Через минуту младший из двух храбрецов достиг центра моста, однако пока никто за ним не последовал… Когда показалось, что эти двое обречены на гибель, на мост выбежали вдруг еще три человека, затем еще пять, далее их становилось все больше и больше, пока не образовался сплошной поток. Воодушевленные примером своих офицеров, солдаты бросились в атаку на окопы красных. Мост перешел в руки белых, противник обратился в бегство.
Бесстрашие не было редкостью среди этих людей, которые несли на своих плечах основное бремя вооруженной борьбы в Гражданскую войну, но имена некоторых особенно прославились. В Северо-западной армии один молодой полковник стал почти легендой. В некоторые из подвигов, приписывавшихся ему, было трудно поверить. Я тоже относился скептически к таким рассказам, пока не увидел полковника в деле. Под огнем, когда вокруг него падали солдаты, сраженные пулями, он невозмутимо гарцевал на черном коне.
Но больше всего меня поразило зрелище, когда генерал вел в атаку пехотный полк. Высокий, широкоплечий, сильный, он шагал по полю в своем легком сером кителе, как сказочный великан. Многие солдаты бегом ринулись за ним, стремясь его нагнать. Он же шел, не глядя по сторонам, выкрикивая густым басом ругательства. Трудно было понять, бранил ли он своих солдат за чрезмерную медлительность или адресовал свою брань противнику. Должно быть, он был легкой мишенью для красных, и не верилось, что он уцелеет. Я был почти согласен с солдатом, который после атаки сказал:
– Красные его не убьют. Уж больно он грозен – страшно в него целиться!
Белые офицеры, выполнявшие свой долг с такой самоотдачей, были немногочисленны, но азарт и решительность становились важнейшим фактором на этой войне. Без них Белое движение не смогло бы набрать силу. Только такие люди были способны противостоять смуте, слабому управлению войсками; только они спасали престиж Белого дела среди гражданского населения; только они вносили организованность в ряды разного сброда в Белой армии; только они были препятствием на пути красных к победе.
16. Старожилы
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 16. Старожилы
Не стремились к работе только закоренелые старожилы тюрьмы. Их было всего несколько человек, но зато один из них сидел уже более двух лет. Мы, собственно говоря, точно и не знали, почему они сидят так долго и в чем они обвиняются. По-видимому, у одного из них дело безнадежно запуталось из-за перевранной фамилии, и, приговорив его к десяти годам концлагерей, его вернули с Попова острова, то есть с распределительного пункта, но «дело» продолжали тянуть. Других не то забыли, не то перестали ими интересоваться, как запоздавшими и ненужными, и у следователей никак не доходили руки, чтобы решить, наконец, их судьбу. Они же, пережив в свое время все волнения и страхи, тупели и переставали воспринимать что бы то ни было, кроме обыденных тюремных мелочей, заменивших им жизнь. — Фи, еще молодой, фи, еще ничего не знаете, — любил приговаривать один из них, немец, пожилой человек. — Посидите с мое, тогда узнаете. Дфа с половиной гота! Разфе так пол метут! Фот как пол надо мести. И он брал щетку и внушал новичку выработанные им принципы по подметанию пола. Другие наставительно сообщали правила еды умывания, прогулки. Сами они ревниво соблюдали весь выработанный ими ритуал и проводили день со своеобразным вкусом. Вставали они до официального подъема и тщательно, не торопясь, умывались, бесцеремонно брызгая на новичков, спящих на полу. Затем аккуратно свертывали постель и поднимали койки, точно рассчитывая окончить эту процедуру к моменту общего подъема. В начинавшейся суматохе, давке, очередях они стояли в стороне, со старательно скрученной цигаркой в самодельном мундштучке. К еде они относились с особым вкусом.
Часть 3
Побег из ГУЛАГа. Часть 3
Годы решений
Освальд Шпенглер : Годы решений / Пер. с нем. В. В. Афанасьева; Общая редакция А.В. Михайловского.- М.: СКИМЕНЪ, 2006.- 240с.- (Серия «В поисках утраченного»)
Введение Едва ли кто-то так же страстно, как я, ждал свершения национального переворота этого года (1933). Уже с первых дней я ненавидел грязную революцию 1918 года как измену неполноценной части нашего народа по отношению к другой его части - сильной, нерастраченной, воскресшей в 1914 году, которая могла и хотела иметь будущее. Все, что я написал после этого о политике, было направлено против сил, окопавшихся с помощью наших врагов на вершине нашей нищеты и несчастий для того, чтобы лишить нас будущего. Каждая строка должна была способствовать их падению, и я надеюсь, что так оно и произошло. Что-то должно было наступить в какой-либо форме для того, чтобы освободить глубочайшие инстинкты нашей крови от этого давления, если уж нам выпало участвовать в грядущих решениях мировой истории, а не быть лишь ее жертвами. Большая игра мировой политики еще не завершена. Самые высокие ставки еще не сделаны. Для любого живущего народа речь идет о его величии или уничтожении. Но события этого года дают нам надежду на то, что этот вопрос для нас еще не решен, что мы когда-нибудь вновь - как во времена Бисмарка - станем субъектом, а не только объектом истории. Мы живем в титанические десятилетия. Титанические - значит страшные и несчастные. Величие и счастье не пара, и у нас нет выбора. Никто из ныне живущих где-либо в этом мире не станет счастливым, но многие смогут по собственной воле пройти путь своей жизни в величии или ничтожестве. Однако тот, кто ищет только комфорта, не заслуживает права присутствовать при этом. Часто тот, кто действует, видит недалеко. Он движется без осознания подлинной цели.
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919
Николай Реден : Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914-1919
Интереснейшие воспоминания человека очень неординарной судьбы. Одно простое перечисление основных событий юности и молодости Николая Редена впечатляет: начало Великой Войны и «побег» из гимназии на фронт, Февральская революция, Петроград 17-го года, большевистский переворот, участие в тайной офицерской организации, арест и бегство, нелегальный переход в Финляндию, приезд в Эстонию и участие в боях в составе Северо-Западной Армии. Николай Реден остается с армией до трагического финала похода на Петроград, потом интернирование армии в Эстонии, плавание в Данию на «Китобое», встречи с вдовствующей императрицей и наконец эмиграция в Соединенные Штаты. Там для Николая начинается новый, американский этап его жизни. Николаю Редену пришлось пройти через невероятные испытания, увидеть жизнь медвежьих углов России, узнать тюрьму и оценить всю прелесть воли. Когда разразилась революция, юный гардемарин оказался в своей стране во враждебном окружении. Он перешел границу с Финляндией, воевал в составе Белой армии в Эстонии. После разгрома белых с группой молодых флотских офицеров на похищенном корабле он совершил переход в Копенгаген. Не раз пришлось юноше побывать на грани жизни и смерти. Судьба хранила Редена, ему удалось, пройдя множество испытаний, найти новую родину и не забыть о своей принадлежности к народу страны с трагической, но великой историей.
Куэва-де-лас-Манос
Куэва-де-лас-Манос. Датировка: по одной из версий, между 11 000 и 7 500 годами до н.э.
Рисунки на стенах пещеры на юге Аргентины, провинция Санта-Крус, Патагония. Наиболее известны изображения человеческих рук. Откуда и название: «Cueva de las Manos» - по-испански «Пещера рук». Помимо отпечатков рук, имеются сцены охоты и другие рисунки. Датировки изображений рук пещер Куэва-де-лас-Манос разные - от VI-II в.в. до н.э до XI-X тыс. до н.э. В принципе, материальные обстоятельства таковы, что делать предположения на этот счет трудно. Имеющиеся оценки базируются на датировке сопутствующих находок в пещере.
Балтика
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Балтика
В представленном 4 февраля 1941 года на рассмотрение Гитлера плане действий кригсмарине в войне против СССР торпедным катерам отводилась особая роль. Непосредственно на Балтийском море предстояло действовать четырем катерным флотилиям. 1-я (капитан-лейтенант Бирнбахер) в составе S-26, S-27, S-39, S-40, S-101 - S-103 и плавбазы «Карл Петерс» должна была оперировать в Финском заливе с замаскированной стоянки у острова Суоменлинна в шхерах близ Хельсинки. 2-я (корветтен-капитан Петерсен; S-42 - S-44, S-104 - S-106, плавбаза «Циндао») и 5-я (корветтен-капитан Клуг; S-28, S-29, S-41, S-46, S-47) флотилии базировались у острова Пенсар в районе Турку. Их операционная зона простиралась от Ханко и Палдиски до Ирбенского пролива. И, наконец, 3-я флотилия (корветтен-капитан Кемнаде; S-31, S-34, S-35, S-54, S-55, S-57-S-61, плавбаза «Адольф Людериц»), находившаяся в Мемеле и Пиллау, действовала на участке от Либавы до мыса Церель. Первая массированная заградительная операция началась с наступлением сумерек вечером 21 июня. Хотя главную роль в ней играли минные заградители (Три заградителя группы «Норд» выставили заграждение «Апольда» (500 мин и 700 защитников) перед устьем Финского залива, три заградителя группы «Кобра» - заграждение «Корбетга» (400 мин и 700 защитников) между Поркалла-Удд и Палдиски), перед катерами также стояли ответственные задачи. «Шнелльботы» 1-й и частично 2-й флотилий составляли охранение заградительных отрядов. Четыре катера 2-й флотилии выставили по 12 магнитных мин в восточной части Соэлозунда и северной - Моонзунда.
Middle Paleolithic by Zdenek Burian
Zdenek Burian : Reconstruction of Middle Paleolithic daily life
Neanderthals or Homo neanderthalensis. Reconstruction of Middle Paleolithic everyday life by Zdenek Burian, an influential 20th century palaeo-artist, painter and book illustrator from Czechoslovakia. The images represent an artistic rendition of the concepts spread around the middle of 20th century: the look and way of life attributed to Neanderthals or Homo neanderthalensis. Many of the beliefs were not universal even in those days and in large part have been dropped or refined since then. There is still no common consent reached on many important issues. For example: how much Neanderthals were similar to modern humans in look and behavior or if they were able to use speech or if they were actually real hunters, not scavengers in somewhat commensal relationship with other species of their environment.
Таблица 3. Переименование подводных лодок - 1
Короли подплава в море червонных валетов. Приложение. Таблица 3. Переименование подводных лодок: Балтийский флот и флотилия Северного Ледовитого океана
Балтийский флот и флотилия Северного Ледовитого океана Первоначальное имя Годы переименований и новые имена 1920 1921 1922 1923 1928 1930 1934 «Вепрь» ПЛ-1 ПЛ-11 «Волк» ПЛ-2 ПЛ-2 «Батрак» №2 ПЛ-21 «У-1», «Б-5» «Змея» ПЛ-8 ПЛ-6 «Пролетарий» №6 ПЛ-23 «У-2», «Б-6» «Ёрш» ПЛ-12 ПЛ-9 «Рабочий» №9 «Тигр» ПЛ-3 ПЛ-1 «Коммунар» № 1 ПЛ-11 № 11, «Б-1» «Пантера» ПЛ-4 ПЛ-5 «Комиссар» №5 ПЛ-13 №13, «Б-2» «Рысь» ПЛ-5 ПЛ-7 «Большевик» №7 ПЛ-14 № 14, «Б-3» «Леопард» ПЛ-6 ПЛ-4 «Красноармеец» №4 ПЛ-24 «У-3»,
Middle Paleolithic
Middle Paleolithic : from 300 000 to 50 000 years before present
Middle Paleolithic : from 300 000 to 50 000 years before present.
Глава 3. Балтийские «касатки» в войне на Хвалынском море (1919-1920 гг.) [61]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918–1920 гг.). Глава 3. Балтийские «касатки» в войне на Хвалынском море (1919-1920 гг.)
Волжскую военную флотилию (ВВФ) сформировали во время Гражданской войны в бассейне р. Волги и на акватории северной части Каспийского моря, где она действовала в период с июня 1918 г. по самый конец июля 1919 г. Из ее состава в октябре 1918 г. выделилась Астрахано-Каспийская военная флотилия (АКВФ). Главной [62] базой АКВФ стала Астрахань. Находясь в составе 11-й армии, вяло проводившей операции в северной части Каспия, АКВФ осуществляла ее поддержку с моря и защиту дельты р. Волги. Как и везде на всех фронтах, сил и средств для ведения боевых действий не хватало, и высшее руководство молодой Советской Республики распорядилось направить на Каспий боевые корабли с Балтики. Среди них оказались и 4 малые подводные лодки: три лодки типа «Касатка» — сама «Касатка», «Макрель» и «Окунь» и еще одна — уникальная «Минога». Если бы политики лучше учились в гимназии или, по крайней мере, посоветовались со спецами, то подводные лодки оставили бы тогда в покое. Вот что говорится о северном Каспии в Военной энциклопедии издания 1912 г.: «Каспийское море (Хвалынское), величайшее на земном шаре озеро, остаток «Сарматского моря», которое вместе с Черным и Каспийским морями покрывало в начале третичного периода весь юг России. Этот обширный бассейн представляет чрезвычайное разнообразие в климатическом и физическом отношениях. В гидрографическом отношении Каспийское море линией устье р. Терек — п-ов Мангышлак{6} делится на два обособленных бассейна.
15. Труд в тюрьме
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 15. Труд в тюрьме
«Нигде в мире не ценится так труд ученых, как в СССР: нигде в мире к труду специалистов не относятся с такой бережностью, как в СССР». Так говорят академики, советские сановники, советская печать. Чтобы оценить эти слова, я бы очень рекомендовал им заглянуть в тюремную кухню в Москве, Петербурге, Киеве, Харькове и других городах союза. Тесно прижавшись друг к другу, вооруженные сточенными столовыми ножами, сидят там на узких деревянных скамьях профессора, кое-кто из писателей. Перед ними мешки с грязной, гнилой картошкой, которую в «капиталистических» странах не дали бы свиньям; они ее старательно, сосредоточенно и неумело чистят для тюремного супа. Но и на такую работу многие шли охотно. При мучительном однообразии тюремной жизни и вынужденного бесконечного безделья и эта работа казалась развлечением и отдыхом. Кроме того, на кухне иногда удавалось стащить или выпросить сырую луковку. Потребность в сырой пище у нас всех, болевших цингой, была так велика, что за луковку каждый из нас охотно проработал бы целый день за любой работой. Мы стремились к какому угодно грязному и тяжелому труду, лишь бы бежать от тюремной разлагающей тоски. Следователи разрешали нам это, только когда считали дело, в основном, законченным и прекращали нажим. Высококвалифицированные инженеры конкурировали тогда за право исполнять водопроводные работы, чинить замки, электрическое освещение, телефоны и проч. Представители гуманитарных наук претендовали на натирку полов, уборку лестниц. Один священник долго ведал кипятильником, пока его не расстреляли.