Chapter II


A description of Tortuga
The fruits and plants there
How the French first settled there, at two several times, and forced out the Spaniards
The author twice sold in the said island.


THE island of Tortuga is situate on the north side of Hispaniola, in 20 deg. 30 min. latitude; its just extent is threescore leagues about. The Spaniards, who gave name to this island, called it so from the shape of the land, in some manner resembling a great sea-tortoise, called by them Tortuga-de-mar. The country is very mountainous, and full of rocks, and yet thick of lofty trees, that grow upon the hardest of those rocks, without partaking of a softer soil. Hence it comes that their roots, for the greatest part, are seen naked, entangled among the rocks like the branching of ivy against our walls. That part of this island which stretches to the north is totally uninhabited: the reason is, first, because it is incommodious, and unhealthy: and, secondly, for the ruggedness of the coast, that gives no access to the shore, unless among rocks almost inaccessible: for this cause it is peopled only on the south part, which hath only one port indifferently good: yet this harbour has two entries, or channels, which afford passage to ships of seventy guns; the port itself being without danger, and capable of receiving a great number of vessels. The inhabited parts, of which the first is called the Low-Lands, or Low-Country: this is the chief among the rest, because it contains the port aforesaid. The town is called Cayona, and here live the chiefest and richest planters of the island. The second part is called the Middle Plantation: its soil is yet almost new, being only known to be good for tobacco. The third is named Ringot, and is situate towards the west part of the island. The fourth and last is called the Mountain, in which place were made the first plantations upon this island.

As to the wood that grows here, we have already said that the trees are exceeding tall, and pleasing to the sight; whence no man will doubt, but they may be applied to several uses. Such is the yellow saunder, which by the inhabitants is called bois de chandel, or, in English, candle-wood, because it burns like a candle, and serves them with light while they fish by night. Here grows, also, lingnum sanctum, or guaiacum: its virtues are very well known, more especially to those who observe not the Seventh Commandment, and are given to impure copulations!—physicians drawing hence, in several compositions, the greatest antidote for venereal diseases; as also for cold and viscous humours. The trees, likewise, which afford gummi elemi, grow here in great abundance; as doth radix Chinæ, or China root: yet this is not so good as that of other parts of the western world. It is very white and soft, and serves for pleasant food to the wild boars, when they can find nothing else. This island, also, is not deficient in aloes, nor an infinite number of the other medicinal herbs, which may please the curiosity of such as are given to their contemplation: moreover, for building of ships, or any other sort of architecture, here are found several sorts of timber. The fruits, likewise, which grow here abundantly, are nothing inferior, in quantity or quality, to what other islands produce. I shall name only some of the most ordinary and common: such are magnoit, potatoes, Abajou apples, yannas, bacones, paquays, carosoles, mamayns, annananes, and divers other sorts, which I omit to specify. Here grow likewise, in great numbers, those trees called palmitoes, or palmites, whence is drawn a certain juice which serves the inhabitants instead of wine, and whose leaves cover their houses instead of tiles.

In this island aboundeth, also, the wild boar. The governor hath prohibited the hunting of them with dogs, fearing lest, the island being but small, the whole race of them, in a short time, should be destroyed. The reason why he thought convenient to preserve these wild beasts was, that, in case of any invasion, the inhabitants might sustain themselves with their food, especially were they once constrained to retire to the woods and mountains. Yet this sort of game is almost impeded by itself, by reason of the many rocks and precipices, which, for the greatest part, are covered with little shrubs, very green and thick; whence the huntsmen have oftentimes fallen, and left us the sad remembrance of many a memorable disaster.

At a certain time of the year there resort to Tortuga large flocks of wild pigeons, and then the inhabitants feed on them very plentifully, having more than they can consume, and leaving totally to their repose all other sorts of fowl, both wild and tame; that so, in the absence of the pigeons, these may supply their place. But as nothing in the universe, though never so pleasant, can be found, but what hath something of bitterness with it; the very symbol of this truth we see in the aforesaid pigeons: for these, the season being past, can scarce be touched with the tongue, they become so extremely lean, and bitter even to admiration. The reason of this bitterness is attributed to a certain seed which they eat about that time, even as bitter as gall. About the sea-shores, everywhere, are found great multitudes of crabs, both of land and sea, and both sorts very big. These are good to feed servants and slaves, whose palates they please, but are very hurtful to the sight: besides, being eaten too often, they cause great giddiness in the head, with much weakness of the brain; so that, very frequently, they are deprived of sight for a quarter of an hour.

The French having settled in the isle of St. Christopher, planted there a sort of trees, of which, at present, there possibly may be greater quantities; with the timber whereof they made long-boats, and hoys, which they sent thence westward, well manned and victualled, to discover other islands. These setting sail from St. Christopher, came within sight of Hispaniola, where they arrived with abundance of joy. Having landed, they marched into the country, where they found large quantities of cattle; such as cows, bulls, horses, and wild boars: but finding no great profit in these animals, unless they could enclose them, and knowing, likewise, the island to be pretty well peopled by the Spaniards, they thought it convenient to enter upon and seize the island of Tortuga. This they performed without any difficulty, there being upon the island no more than ten or twelve Spaniards to guard it. These few men let the French come in peaceably, and possess the island for six months, without any trouble; meanwhile they passed and repassed, with their canoes, to Hispaniola, from whence they transported many people, and at last began to plant the whole island of Tortuga. The few Spaniards remaining there, perceiving the French to increase their number daily, began, at last, to repine at their prosperity, and grudge them the possession: hence they gave notice to others of their nation, their neighbours, who sent several boats, well armed and manned, to dispossess the French. This expedition succeeded according to their desires; for the new possessors, seeing the great number of Spaniards, fled with all they had to the woods, and hence, by night, they wafted over with canoes to the island of Hispaniola: this they the more easily performed, having no women or children with them, nor any great substance to carry away. Here they also retired into the woods, both to seek for food, and from thence, with secrecy, to give intelligence to others of their own faction; judging for certain, that within a little while they should be in a capacity to hinder the Spaniards from fortifying in Tortuga.

Meanwhile, the Spaniards of the great island ceased not to seek after their new guests, the French, with intent to root them out of the woods if possible, or cause them to perish with hunger; but this design soon failed, having found that the French were masters both of good guns, powder, and bullets. Here therefore the fugitives waited for a certain opportunity, wherein they knew the Spaniards were to come from Tortuga with arms, and a great number of men, to join with those of the greater island for their destruction. When this occasion offered, they in the meanwhile deserting the woods where they were, returned to Tortuga, and dispossessed the small number of Spaniards that remained at home. Having so done, they fortified themselves the best they could, thereby to prevent the return of the Spaniards in case they should attempt it. Moreover, they sent immediately to the governor of St. Christopher's, craving his aid and relief, and demanding of him a governor, the better to be united among themselves, and strengthened on all occasions. The governor of St. Christopher's received their petition with much satisfaction, and, without delay, sent Monsieur le Passeur to them in quality of a governor, together with a ship full of men, and all necessaries for their establishment and defence. No sooner had they received this recruit, but the governor commanded a fortress to be built upon the top of a high rock, from whence he could hinder the entrance of any ships or other vessels to the port. To this fort no other access could be had, than by almost climbing through a very narrow passage that was capable only of receiving two persons at once, and those not without difficulty. In the middle of this rock was a great cavity, which now serves for a storehouse: besides, here was great convenience for raising a battery. The fort being finished, the governor commanded two guns to be mounted, which could not be done without great toil and labour; as also a house to be built within the fort, and afterwards the narrow way, that led to the said fort, to be broken and demolished, leaving no other ascent thereto than by a ladder. Within the fort gushes out a plentiful fountain of pure fresh water, sufficient to refresh a garrison of a thousand men. Being possessed of these conveniences, and the security these things might promise, the French began to people the island, and each of them to seek their living; some by hunting, others by planting tobacco, and others by cruizing and robbing upon the coasts of the Spanish islands, which trade is continued by them to this day.

The Spaniards, notwithstanding, could not behold, but with jealous eyes, the daily increase of the French in Tortuga, fearing lest, in time, they might by them be dispossessed also of Hispaniola. Thus taking an opportunity (when many of the French were abroad at sea, and others employed in hunting), with eight hundred men, in several canoes, they landed again in Tortuga, almost without being perceived by the French; but finding that the governor had cut down many trees for the better discovery of any enemy in case of an assault, as also that nothing of consequence could be done without great guns, they consulted about the fittest place for raising a battery. This place was soon concluded to be the top of a mountain which was in sight, seeing that from thence alone they could level their guns at the fort, which now lay open to them since the cutting down of the trees by the new possessors. Hence they resolved to open a way for the carriage of some pieces of ordnance to the top. This mountain is somewhat high, and the upper part thereof plain, from whence the whole island may be viewed: the sides thereof are very rugged, by reason a great number of inaccessible rocks do surround it; so that the ascent was very difficult, and would always have been the same, had not the Spaniards undergone the immense labour and toil of making the way before mentioned, as I shall now relate.

The Spaniards had with them many slaves and Indians, labouring men, whom they call matades, or, in English, half-yellow men; these they ordered with iron tools to dig a way through the rocks. This they performed with the greatest speed imaginable; and through this way, by the help of many ropes and pulleys, they at last made shift to get up two pieces of ordnance, wherewith they made a battery next day, to play on the fort. Meanwhile, the French knowing these designs, prepared for a defence (while the Spaniards were busy about the battery) sending notice everywhere to their companions for help. Thus the hunters of the island all joined together, and with them all the pirates who were not already too far from home. These landed by night at Tortuga, lest they should be seen by the Spaniards; and, under the same obscurity of the night, they all together, by a back way, climbed the mountain where the Spaniards were posted, which they did the more easily being acquainted with these rocks. They came up at the very instant that the Spaniards, who were above, were preparing to shoot at the fort, not knowing in the least of their coming. Here they set upon them at their backs with such fury as forced the greatest part to precipitate themselves from the top to the bottom, and dash their bodies in pieces: few or none escaped; for if any remained alive, they were put to the sword. Some Spaniards did still keep the bottom of the mountain; but these, hearing the shrieks and cries of them that were killed, and believing some tragical revolution to be above, fled immediately towards the sea, despairing ever to regain the island of Tortuga.

The governors of this island behaved themselves as proprietors and absolute lords thereof till 1664, when the West-India company of France took possession thereof, and sent thither, for their governor, Monsieur Ogeron. These planted the colony for themselves by their factors and servants, thinking to drive some considerable trade from thence with the Spaniards, even as the Hollanders do from Curacao: but this design did not answer; for with other nations they could drive no trade, by reason they could not establish any secure commerce from the beginning with their own; forasmuch as at the first institution of this company in France they agreed with the pirates, hunters, and planters, first possessors of Tortuga, that these should buy all their necessaries from the said company upon trust. And though this agreement was put in execution, yet the factors of the company soon after found that they could not recover either monies or returns from those people, that they were constrained to bring some armed men into the island, in behalf of the company, to get in some of their payments. But neither this endeavour, nor any other, could prevail towards the settling a second trade with those of the island. Hereupon, the company recalled their factors, giving them orders to sell all that was their own in the said plantation, both the servants belonging to the company (which were sold, some for twenty, and others for thirty pieces of eight), as also all other merchandizes and proprieties. And thus all their designs fell to the ground.

On this occasion I was also sold, being a servant under the said company in whose service I left France: but my fortune was very bad, for I fell into the hands of the most cruel and perfidious man that ever was born, who was then governor, or rather lieutenant-general, of that island. This man treated me with all the hard usage imaginable, yea, with that of hunger, with which I thought I should have perished inevitably. Withal, he was willing to let me buy my freedom and liberty, but not under the rate of three hundred pieces of eight, I not being master of one at a time in the world. At last, through the manifold miseries I endured, as also affliction of mind, I was thrown into a dangerous sickness. This misfortune, added to the rest, was the cause of my happiness: for my wicked master, seeing my condition, began to fear lest he should lose his monies with my life. Hereupon he sold me a second time to a surgeon, for seventy pieces of eight. Being with this second master, I began soon to recover my health through the good usage I received, he being much more humane and civil than my first patron. He gave me both clothes and very good food; and after I had served him but one year, he offered me my liberty, with only this condition, that I should pay him one hundred pieces of eight when I was in a capacity so to do; which kind proposal of his I could not but accept with infinite joy and gratitude.

Being now at liberty, though like Adam when he was first created—that is, naked and destitute of all human necessaries—not knowing how to get my living, I determined to enter into the order of the pirates or robbers at sea. Into this society I was received with common consent, both of the superior and vulgar sort, where I continued till 1672. Having assisted them in all their designs and attempts, and served them in many notable exploits (of which hereafter I shall give the reader a true account), I returned to my own native country. But before I begin my relation, I shall say something of the island Hispaniola, which lies towards the western part of America; as also give my reader a brief description thereof, according to my slender ability and experience.

I. Внутренняя эмиграция

Побег из ГУЛАГа. Часть 2. I. Внутренняя эмиграция

Почти полгода провела я в тюрьме, абсолютно ничего не зная, что делается дома: мне не передали ни одного письма, не дали ни одного свидания. Пожалуй, это было легче, потому что я видела, как после свиданий от тоски сходили с ума. Меня увели из дома зимой, вернули — когда кончалось лето. Все, что случилось за это время, было для меня зияющим черным провалом. В тюрьме казалось, что стоит только выйти на волю, и жизнь будет полна работы и энергии. Если вышлют мужа, придется добывать средства для существования за двоих. Мучительно хотелось, чтобы время вновь заполнилось трудом; казалось, что я схвачусь за него, как голодный за хлеб. Вот я на воле, и что же? Лежу на диване и думаю. Из пяти с лишним месяцев тюрьмы месяц я сидела; на четыре месяца меня забыли, вероятно, по пустой небрежности. Когда-то мне казалось, что мой труд нужен государству, а теперь? С другими поступили еще гораздо хуже. Мне сказано было, чтобы я возвращалась на прежнюю работу, но я хорошо знаю, что следователи всегда врут, хотя бы это было совершенно бесцельно, такова их профессиональная привычка.

2100 г. до н.э. - 1550 г. до н.э.

С 2100 г. до н.э. по 1550 г. до н.э.

Средний Бронзовый век. От образования Среднего царства Древнего Египта в 2100-2000 г.г. до н.э. до начала Нового царства Древнего Египта примерно в 1550 г. до н.э.

Глава 26

Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 26

Вскоре после отступления Генштаб реорганизовал армию. Были проведены перестановки в командном составе, слияния дивизий и полков, созданы новые воинские части. Во многом претерпел изменения и весь личный состав. Я не удивился, когда получил приказ о переводе с бронепоезда во вновь формируемый танковый батальон. Расставание с приятелями-офицерами и командой бронепоезда, конечно, опечалило, но перспектива службы в танковом подразделении казалась заманчивой. В моем случае на перевод в другую воинскую часть повлияли два фактора: во-первых, желание моих флотских друзей, уже находящихся при танках, чтобы я проходил службу вместе с ними; во-вторых, мое знание английского языка на рабочем уровне. Три больших тяжелых танка и два легких представляли собой весомый вклад союзников в Северо-западную армию. Будучи новейшим вооружением, еще не использовавшимся в России, танки прибыли в сопровождении 40 британских офицеров и солдат. Идея состояла в том, что, пока русские не научатся управлять машинами, их экипажи будут формироваться наполовину из англичан. Формирование такого подразделения – сложная проблема, но отношения между русскими и англичанами изначально отличались дружелюбием, уже после первой недели между ними возникла взаимная искренняя симпатия. Большей частью это было заслугой полковника из Южной Африки и русского флотского капитана. Оба олицетворяли лучшие качества боевого офицерства своих стран. Русские отдавали должное мотивам, которые побудили британских офицеров добровольно включиться в борьбу с большевиками, англичане, в свою очередь, относились к русским чутко и тактично.

VI. Ночевка в болоте

Побег из ГУЛАГа. Часть 3. VI. Ночевка в болоте

Неприятная была эта ночь. Пришлось приткнуться между корнями большой ели, где было хоть немного сухого места и куда мы трое могли приткнуться, только скорчив ноги. Кругом была сплошная мокрота. Мох, серый и жесткий в сухие дни, набух от дождей и тумана, как вата, — под ним и в нем стояла вода. Воздух был насыщен мелкими капельками влаги и несметным количеством огромных желтых комаров, которые звенели, как скрипичный оркестр. Густой туман, а может быть и облако, лежал густым слоем, закрывая темные ели от корней до самых макушек. На нас все было мокро: сапоги, портянки, носки — все это надо было стащить и завернуть ноги в сухие тряпки. Комары донимали так, что пришлось накрутить на шею и на руки все, что было: чулки, рубашки, кальсоны. После жаркого, утомительного дня атмосфера полярного болота пронизывала нестерпимой сыростью и холодом. Мальчик спал у меня под боком и даже ухитрился согреться. Муж задремывал, но ежеминутно со стоном просыпался. Я не спала. Тело затекло и застыло; хотелось вытянуться, но ноги сейчас же попадали в воду. Время тянулось мучительно медленно: потянет ветром, отнесет облако, кажется, будто начинает светать; через минуту все опять затянет и стоит та же белая тьма. Как только туман стал подниматься, я разбудила мужа: надо было скорее уходить из этого страшного болота. Вид у мужа был ужасный: вокруг шеи у него была повязана рубашка, одна рука закручена фуфайкой, другая кальсонами, ноги обернуты портянками. Казалось, будто весь он изранен и перевязан. Под черным накомарником лицо его казалось еще бледнее. Он дрожал всем телом: руки тряслись, зубы стучали.

3300 - 2100 BC

From 3300 to 2100 BC

Early Bronze Age. From 3300 BC to the establishment of the Middle Kingdom of Egypt in 2100-2000 BC.

1200 - 800 BC

From 1200 to 800 BC

From the Late Bronze Age collapse between 1200 and 1150 BC to the end of Greek Dark Ages c. 800 BC.

Таблица 2

Короли подплава в море червонных валетов. Приложение. Таблица 2. Сроки постройки и службы советских подводных лодок 1904–1923 гг.

Сроки постройки и службы советских подводных лодок 1904–1923 гг. Названия лодок Закладка Спуск на воду Вступление в строй Прохождение службы Окончание службы Балтийский судостроительный и механический завод (СПб) и его Николаевское отделение «Касатка» 18.03.04 24.06.04 09.04.05 Сиб фл (04–15), БФ (15–18), АКВФ( 19–20) 25.05.22 — сдана к порту для разделки на металл, Баку «Макрель» 1904 14.08.04 22.07.08 БФ (08–18), АКВФ (19–20) 25.05.22 — сдана к порту для разделки на металл, Баку «Окунь» 1904 31.08.04 07.07.08 БФ (08–18), АКВФ (19–20) 25.05.22 — сдана к порту для разделки на металл, Баку «Минога» 07.12.06 11.10.08 31.10.09 БФ (09–18), АКВФ (18–20) 25.05.22 — сдана к порту для разделки на металл, Баку «Шереметев» 1904 1904 1905 Сиб фл (04–15), БФ (15–17) Оставлена бесхозной 1924 — сдана к порту для разделки на металл, Петроград «Нерпа» 25.06.11 15.08.13 30.12.14 {~1} ЧФ (14–30) 03.12.30 — сдана к порту для разделки на

Предисловие

Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Предисловие

Я уже указывал в предисловии к первому изданию настоящего сочинения и в "Зоологических результатах путешествия на «Бигле»", что в ответ на выраженное капитаном Фиц-Роем пожелание иметь на корабле научного сотрудника, для чего он готов поступиться отчасти своими личными удобствами, я предложил свои услуги, на что было получено — благодаря любезности гидрографа капитана Бофорта — согласие со стороны лордов Адмиралтейства. Так как я чувствую себя всецело обязанным капитану Фиц-Рою за счастливую возможность изучить естественную историю различных стран, которые мы посетили, то, я надеюсь, мне позволено будет выразить здесь лишний раз мою благодарность ему и добавить, что в течение пяти лет, проведенных нами вместе, я встречал с его стороны самую сердечную дружбу и постоянную помощь. У меня навсегда останется чувство глубокой благодарности к капитану Фиц-Рою и ко всем офицерам «Бигля" за то неизменное радушие, с которым они относились ко мне в течение нашего долгого путешествия. Настоящий том содержит в форме дневника историю нашего путешествия и очерк тех наблюдений по естественной истории и геологии, которые, я полагаю, представят известный интерес для широкого круга читателей. В настоящем издании я значительно сократил и исправил одни разделы, а к другим кое-что добавил, чтобы сделать эту книгу более доступной широкому читателю; но, я надеюсь, натуралисты будут помнить, что за подробностями им надлежит обратиться к более обширным сочинениям, в которых изложены научные результаты экспедиции.

Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа

Владимир и Татьяна Чернавины : Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа

Осенью 1922 года советские руководители решили в качестве концлагеря использовать Соловецкий монастырь, и в Кеми появилась пересылка, в которую зимой набивали заключенных, чтобы в навигацию перевезти на Соловки.Летом 1932 года из Кеми совершили побег арестованный за «вредительство» и прошедший Соловки профессор-ихтиолог Владимир Вячеславович Чернавин, его жена Татьяна Васильевна (дочь знаменитого томского профессора Василия Сапожникова, ученика Тимирязева и прославленного натуралиста) и их 13-летний сын Андрей. Они сначала плыли на лодке, потом долго плутали по болотам и каменистым кряжам, буквально поедаемые комарами и гнусом. Рискуя жизнью, без оружия, без теплой одежды, в ужасной обуви, почти без пищи они добрались до Финляндии. В 1934 году в Париже были напечатаны книги Татьяны Чернавиной «Жена "вредителя"» и ее мужа «Записки "вредителя"». Чернавины с горечью писали о том, что оказались ненужными стране, служение которой считали своим долгом. Невостребованными оказались их знания, труд, любовь к науке и отечественной культуре. Книги издавались на всех основных европейских языках, а также финском, польском и арабском. Главный официоз СССР — газета «Правда» — в 1934 году напечатала негодующую статью о книге, вышедшей к тому времени и в Америке. Однако к 90-м годам об этом побеге знали разве что сотрудники КГБ. Даже родственники Чернавиных мало что знали о перипетиях этого побега. Книгам Чернавиных в Российской Федерации не очень повезло: ни внимания СМИ, ни официального признания, и тиражи по тысяче экземпляров. Сегодня их можно прочесть только в сети. «Записки "вредителя"» — воспоминания В. Чернавина: работа в Севгосрыбтресте в Мурманске, арест в 1930 г., пребывание в следственной тюрьме в Ленинграде (на Шпалерной), в лагере на Соловецких островах, подготовка к побегу.«Побег из ГУЛАГа» — автобиографическая повесть Т. Чернавиной о жизни в Петрограде — Ленинграде в 20-е — 30-е годы, о начале массовых репрессий в стране, об аресте и женской тюрьме, в которой автор провела несколько месяцев в 1931 г. Описание подготовки к побегу через границу в Финляндию из Кеми, куда автор вместе с сыном приехала к мужу на свидание, и самого побега в 1932 г.

Chapter II

The voyage of the Beagle. Chapter II. Rio de Janeiro

Rio de Janeiro Excursion north of Cape Frio Great Evaporation Slavery Botofogo Bay Terrestrial Planariae Clouds on the Corcovado Heavy Rain Musical Frogs Phosphorescent Insects Elater, springing powers of Blue Haze Noise made by a Butterfly Entomology Ants Wasp killing a Spider Parasitical Spider Artifices of an Epeira Gregarious Spider Spider with an unsymmetrical Web APRIL 4th to July 5th, 1832.—A few days after our arrival I became acquainted with an Englishman who was going to visit his estate, situated rather more than a hundred miles from the capital, to the northward of Cape Frio. I gladly accepted his kind offer of allowing me to accompany him. April 8th.—Our party amounted to seven. The first stage was very interesting. The day was powerfully hot, and as we passed through the woods, everything was motionless, excepting the large and brilliant butterflies, which lazily fluttered about. The view seen when crossing the hills behind Praia Grande was most beautiful; the colours were intense, and the prevailing tint a dark blue; the sky and the calm waters of the bay vied with each other in splendour. After passing through some cultivated country, we entered a forest, which in the grandeur of all its parts could not be exceeded. We arrived by midday at Ithacaia; this small village is situated on a plain, and round the central house are the huts of the negroes. These, from their regular form and position, reminded me of the drawings of the Hottentot habitations in Southern Africa.

Местечковые страсти в чеченских горах

Великая оболганная война-2. Нам не за что каяться! Сборник. Ред.-сост. А. Дюков: М., Яуза, Эксмо, 2008

Аннотация издательства: Наши враги - и внешние, и внутренние - покушаются на самое святое - на народную память о Великой Отечественной войне. Нас пытаются лишить Великой Победы. Вторя геббельсовской пропаганде, псевдоисторики внушают нам, что Победа-де была достигнута «слишком дорогой ценой», что она якобы обернулась «порабощением Восточной Европы», что солдаты Красной Армии будто бы «изнасиловали Германию», а советских граждан, переживших немецкую оккупацию, чуть ли не поголовно сослали в Сибирь. Враги приравнивают Советский Союз к нацистскому Рейху, советских солдат - к фашистским карателям. И вот уже от нашей страны требуют «платить и каяться», советскую символику запрещают наравне с нацистской, а памятники воинам-освободителям в Восточной Европе под угрозой сноса... Но нам не за что каяться! Эта книга - отповедь клеветникам, опровержение самых грязных, самых лживых мифов о Великой Отечественной войне, распространяемых врагами России.

VII. Ожидание

Побег из ГУЛАГа. Часть 1. VII. Ожидание

Что значит ждать ареста, тюрьмы и почти верной смерти, когда ни в чем не виноват, — знают только советские граждане. После расстрела «48» все ходили, как отравленные, оглядываясь на каждом шагу, вздрагивая от каждого стука, ко всему прислушиваясь, всего пугаясь. День проходил еще так-сяк. Какая-то работа производилась из последних сил или давалась рывком, с надрывом, чтобы забыться и оглушить себя хоть чем-нибудь. В четыре часа чувствовалось какое-то облегчение: на службе не арестовали, можно еще раз пойти домой. А дома еще более тошно: и комнаты, и вещи — все кажется враждебным и чужим в своем холодном равнодушии к людским переживаниям. Приходит муж, приходит сын, а кажется, в последний раз их видишь вместе, в последний раз садишься за обед, и каждый кусок стоит комом в горле: то вспоминаются друзья, так неожиданно погибшие, то смотришь на мужа, пытаясь угадать, на сколько дней он еще жив и цел. Мальчик испуганно следит за нами. Он знает, что убиты те, кого он так недавно видел здоровыми, веселыми, кто приходил, шутил с ним, но как, за что убиты, — понять не может. Осиротевшая, притихшая девочка сидит рядом с ним, всем своим видом напоминая о страшном деле. Вечером ему жутко оставаться одному. — Ты посидишь? — смотрит он жалобно. — Конечно, посижу, ложись. Он прячется в постель, мы говорим о чем-то постороннем, потом молчим, скрывая свои мысли друг от друга.