Глава 15
Немедленный мир с главными державами был обязательным условием сохранения большевистской власти. Пока сохранялась угроза иностранного вторжения, коммунистические лидеры не могли окончательно разделаться с внутренними врагами. Вот почему одним из приоритетов советского правительства стало проведение мирных переговоров.
В конце ноября главнокомандующий вооруженными силами генерал Духонин получил от Совета народных комиссаров приказ подписать с германским верховным командованием соглашение о перемирии. Генерал, считавший сепаратный мир предательством национальных интересов, отказался подчиниться. Троцкий немедленно направил в Ставку верховного командования отряд красных матросов. Главнокомандующего убили в его железнодорожном вагоне, а на его пост заступил член большевистской партии прапорщик Крыленко. Через две недели русская и немецкая делегации встретились в Брест-Литовске.
Ленин и его сторонники не питали иллюзий относительно отношения кайзеровских властей к большевизму, но надеялись, что германский кабинет министров не выдвинет чрезмерных требований с целью обезопасить себя на востоке. Со своей стороны германское командование решило укрепить доверие народа к властям за счет России. Когда большевики ознакомились с германскими требованиями, они пришли в замешательство. Троцкий и другие советские руководители были уверены, что невозможно сохранить власть в России, приняв такие требования.
Сильная фракция в большевистской партии всерьез рассматривала возможность вновь попытаться достигнуть взаимопонимания с союзниками и возобновить войну с противником. Однако русская армия была слишком деморализована, чтобы оказать какое-либо сопротивление. В качестве единственно возможной альтернативы принятию немецких требований большевистская делегация прибегла к тактике затягивания переговоров. Советские делегаты попытались использовать стол переговоров в качестве трибуны пропаганды своих взглядов и непосредственного обращения к германскому народу, минуя его правительство. Сначала немецкие генералы и дипломаты выслушивали коммунистические обличения со снисходительным изумлением, но вскоре до них дошло, что они участвуют в опасной игре. Переговоры были прерваны, а советским делегатам вручили ультиматум с требованием либо принять условия германской стороны, либо считаться с последствиями отказа.
Германская армия находилась на подступах к Петрограду, и большевистские лидеры впали в истерию. Троцкий выступал за проведение политики ни мира, ни войны, другие колебались между войной и капитуляцией. Один Ленин сохранял трезвость мышления. Он понимал, что в условиях немецкого наступления большевистской власти неминуемо придет конец. Мир любой ценой давал единственный шанс продолжить коммунистический эксперимент. Ленинская воля и аргументы возобладали, советское правительство подписало в Брест-Литовске мирное соглашение.
По сравнению с условиями, которые Германия навязала России, Версальский договор представляет собой пример государственной дальновидности. Подпись под соглашением лишила Россию территории площадью в 300 тысяч квадратных миль и населением более чем в 50 миллионов человек. Кроме колоссальных потерь ресурсов, соглашение предусматривало выплату запредельной суммы репараций. Тяжелейший удар по советскому правительству нанесло признание независимости Украины – неотъемлемой территории Русского государства, – где была создана антисоветская власть, опиравшаяся на германские штыки. Но мир, каким бы тяжким он ни был, дал большевикам совершенно необходимую передышку для обращения к внутренним проблемам.
Немедленно последовали один за другим правительственные декреты, направленные на революционное переустройство общества: приняли советскую конституцию, национализировали землю, конфисковали банковские депозиты, отказались от государственных долговых обязательств. Однако рядовые граждане обращали мало внимания на новые законы, поскольку большевистские лидеры не располагали необходимым механизмом для реализации своей воли. Кроме того, Советам потребовалась мобилизация всех сил для решения трех главнейших проблем.
По всей России возникали очаги антибольшевистской власти, тучи военного противостояния вновь заволокли горизонт. Остатки старой армии под командованием офицеров, получивших военное образование при прежнем режиме, были бесполезны для советских руководителей. В условиях надвигавшихся со всех сторон угроз вторжения и ведения гражданской войны на нескольких фронтах большевики взялись за решение важнейшей задачи по демобилизации старой армии и одновременной замене ее Красной армией. В соответствии с новым уставом все звания были упразднены, офицеров нанимали в качестве специалистов без дисциплинарной власти. Реальная ответственность за состояние армии возлагалась на политических комиссаров, чья преданность Советам не вызывала сомнений.
Когда демобилизованные солдаты возвращались в родные города и села, им снова приходилось брать в руки оружие. Всех призывников мобилизовали на действительную военную службу, пока в течение 12 месяцев все население в возрасте от 18 до 50 лет не было поставлено под ружье. Офицерам приказали под угрозой расстрела регистрироваться в местных Советах, и постепенно их тоже рекрутировали на службу в Красную армию. Однако существовали веские основания ставить под сомнение их преданность коммунистическому делу, и часто членов семей офицеров брали в заложники, чтобы расстрелять в случае проявления нелояльности к новой власти.
Красная армия нуждалась во всем: обмундировании, военной технике, продовольствии и боеприпасах. В ней отсутствовали единство воли и боевой дух: солдаты не хотели служить, офицеры искали любую возможность переметнуться на сторону белых, к которым питали политические симпатии. Исключение составляли формирования коммунистических добровольцев, которые использовались как ударные подразделения.
Не менее жгучей проблемой, чем формирование Красной армии, была проблема обеспечения городов продовольствием. Никто не рассчитывал больше на нормальный продовольственный паек. Вопрос состоял в том, чтобы найти хоть какое-нибудь пропитание для выживания. Гражданская война отрезала большинство районов, производящих зерно, от центральных областей с большим населением, транспортный кризис делал невозможной доставку даже наличных продовольственных запасов. Временами жители Петрограда не могли отоварить свои продовольственные карточки по нескольку дней.
Крестьяне соседних областей отказывались расставаться с минимальными излишками продовольствия. Деньги потеряли цену, а с остановкой промышленного производства горожане ничего не могли предложить взамен на продовольствие. Советские власти пытались справиться с ситуацией посредством принуждения крестьян к обязательным поставкам излишков продуктов по фиксированным ценам, но деревня не проявляла готовности подчиниться.
Когда кризис в городах обострился до предела, большевики прибегли к силе. Были организованы специальные отряды из солдат и заводских рабочих, известные как продотряды. Они периодически совершали рейды в деревни, увозя оттуда все продовольствие, которое удавалось обнаружить. Крестьяне либо оказывали сопротивление, либо подчинялись – в зависимости от наличия собственных возможностей и от внезапности рейдов. Фактически город и деревня оказались в состоянии неофициальной войны.
Советские власти встали перед необходимостью создания учреждений, предназначенных для подавления каких бы то ни было проявлений недовольства и открытых мятежей, обуздания строптивых крестьян и спекулянтов, которые усугубляли продовольственный кризис, а также распоясавшихся в городах уголовников. Времени для формирования профессиональной полиции не было. Вместо этого каждый местный Совет организовывал группы лиц, официально называемых «Чрезвычайными комиссиями по борьбе с контрреволюцией и саботажем», но более известными под аббревиатурой Чека.
Ни одно советское учреждение, за исключением исполкома компартии, не располагало большей властью или внушало больший страх, чем Чека. Людей арестовывали просто по подозрению и без всяких формальностей. Попав в чекистскую тюрьму, человек терял всякое представление о том, как сложится в дальнейшем его судьба. Революционные суды не функционировали, приговоры заключенным выносили чекисты. Подозреваемых либо признавали виновными и расстреливали, либо освобождали так же внезапно, как и арестовывали. У обвиняемых практически отсутствовали возможности для самозащиты, время и средства для апелляции.
Очень немногие среди сотрудников Чека сознательно использовали свои способности в интересах коммунистического дела. Для большинства же из них абсолютная власть над жизнями и имуществом своих сограждан оказалась слишком большим искушением. Некоторые использовали свое положение для сведения личных счетов или обогащения. Другие быстро черствели и могли походя посылать людей на смерть, как какой-нибудь скот. Наиболее чувствительные из сотрудников Чека не выдерживали напряжения и, доведенные до состояния невменяемости жуткими сценами, становились наркоманами. Порой заключенных отдавали в руки людей, получавших противоестественное удовольствие от убийств и пыток.
Каждая местная организация Чека работала независимо от других родственных организаций и центрального правительства. Как правило, судьба заключенного целиком зависела от тех сотрудников Чека, у которых он содержался под арестом. Никаких процессуальных норм в этом отношении не существовало.
В борьбе с бандитизмом Чека стояла на прочной основе. Уголовных преступников обычно арестовывали в обстоятельствах, исключающих сомнения в их виновности. Однако обвинения в спекуляции или контрреволюции не имели четких обоснований, и их толковали на свой лад местные организации Чека. В целом страна разделяла точку зрения большевиков на то, что деятельность лица, приберегающего продовольствие и перепродающего его по завышенным ценам, образует состав преступления, именуемого спекуляцией, и является по сути антиобщественной деятельностью. Но многие чекистские организации занимали крайнюю позицию в этом отношении и без всякого сожаления выносили смертные приговоры крестьянам, у которых обнаруживали несколько фунтов масла, привезенного в город с надеждой выменять на него остро необходимую пару сапог.
Еще более неопределенным было обвинение в контрреволюции. Контрреволюционером считался человек, борющийся против советской власти с оружием в руках. Но то же обвинение выдвигалось против старухи, жалующейся на существующий порядок, против любого лица, которое в силу социального происхождения или образованности не разделяло взглядов коммунистов.
Вначале чекисты, хотя и руководствовались классовым чувством, проводили различие между разными категориями правонарушителей, рассматривали конкретные обстоятельства каждого дела. Но с укреплением движения белых и ослаблением позиций советской власти коммунистические лидеры провозгласили политику беспощадной классовой борьбы. Они считали, что настал момент, когда они больше не могут рассматривать каждый юридический прецедент в отдельности. Большевики решили укрепиться путем ликвидации раз и навсегда социальных групп, которые не могли принять коммунистическое учение и представляли собой потенциальную оппозицию.
Местные чекисты последовали указаниям центральных властей, и начался массовый террор. В городах и поселках сотнями арестовывали армейских и флотских офицеров, землевладельцев, купцов и специалистов. Их расстреливали не за какие-нибудь поступки или высказывания, а за их социальный статус.
Вспышки красного террора происходили периодически. Временами они отличались особой свирепостью и имели следствием многочисленные жертвы. Так проходили казни сотрудниками севастопольской Чека офицеров Черноморского флота, когда в назначенный час всех офицеров, обнаруженных на кораблях или на берегу, собрали в одном месте и уничтожили. Еще более кровавыми были дни, когда в отместку за покушение на Ленина, а также убийства Урицкого и Володарского ставили к стенке и расстреливали многих ни в чем не повинных людей.
Способен был советский режим держаться без проведения массовых казней или нет – вопрос риторический. Но очевидно, что красный террор обусловил действия и выбор миллионов людей, сделал невозможным для большинства населения нейтральное поведение и создал почву для невероятно жестокой и кровопролитной гражданской войны.
Диагностируя диктаторов
Карл Густав Юнг : Диагностируя диктаторов : Аналитическая психология: прошлое и настоящее / К.Г.Юнг, Э. Cэмюэлс, В.Одайник, Дж. Хаббэк. Сост. В.В. Зеленский, А.М. Руткевич. М.: Мартис, 1995
Октябрь 1938 г. Запоминающийся интеллигентный и неутомимый X. Р. Никербокер был одним из лучших американских иностранных корреспондентов. Родился в Техасе в 1899 г.; в 1923 г. в Мюнхене, где он изучал психиатрию, во время пивного путча Гитлера переключился на журналистику, в дальнейшем большая часть его карьеры связана с Берлином. Но он также печатал материалы о Советском Союзе (премия Пулитцера 1931 г.), итало-эфиопской войне, гражданской войне в Испании, японо-китайской войне, присоединении Австрии, Мюнхенском соглашении. Он писал репортажи о битве за Британию, о войне в Тихом океане: погиб в 1949 г. в Бомбее в авиационной катастрофе. Никербокер посетил Юнга в Кюснахте в октябре 1938 г., приехав непосредственно из Праги, где оказался свидетелем распада Чехословакии. Это интервью, одно из самых продолжительных, которое дал Юнг, было опубликовано в «Херст Интернейшенл-Космополитен» за январь 1939 г. и в несколько измененном виде вошло в книгу Никербокера «Завтра Гитлер?» (1941). В основу настоящей публикации положена статья из «Kocмополитен», из которой исключили всякий иной материал, кроме вопросов и ответов. В этом же выпуске журнала был помещен биографический очерк о Юнге, написанный Элизабет Шепли Серджент. Эти статьи из «Космополитен» сделали имя Юнга известным в США. Никербокер: Что произойдет, если Гитлера, Муссолини и Сталина, всех вместе, закрыть на замок, выделив для них на неделю буханку хлеба и кувшин воды? Кто-то получит все или они разделят хлеб и воду? Юнг: Я сомневаюсь, что они поделятся.
11. Будни следствия
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 11. Будни следствия
Постепенно следователь стал вызывать меня на допросы раз в неделю или раз в десять дней, держал четыре-пять часов, каждый раз уговаривал меня сознаться и грозил расстрелом, но делал это все более вяло. Видимо, ничего нового он придумать не мог, а принимать более энергичный нажим почему-то не входило в его планы. Для меня не было сомнения, что эти допросы нужны следователю не для дела, а чтобы отбыть положенное число часов на службе, «за работой». Он, видимо, скучал и несколько оживлялся только при угрозах расстрелом. Иногда он предлагал мне изложить какую-нибудь «техническую деталь», как он выражался, то есть дать расчет улова рыбного траулера за год, соображения относительно рыбных отходов, возможности производства из них рыбной муки и т. д. Сам он в это время лениво просматривал газету. Я говорил, намеренно усложняя деталями, нисколько не заботясь о точности, уверенный, что он не понимает и половины моих слов, что следить за ходом моего изложения вопроса он не в состоянии, и что это вообще никакого значения ни для кого не имеет. Отдельные его реплики убеждали меня в этом вполне. Иногда я видел, как он дремлет, прикрывшись от меня газетой. Я пробовал умолкать — он просыпался. — Ну-с, продолжайте. Мне приходилось возобновлять бесцельное словоизвержение. Наблюдая его, я стал постепенно практиковаться в том, чтобы вносить изменения в направление этих допросов. Например, говоря о рыбных отходах, я начинал рассказывать, какие рыбы водятся в Баренцевом море, стремясь поразить его воображение какими-нибудь необыкновенными особенностями.
VIII. Конец семьи
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. VIII. Конец семьи
Катастрофы всегда внезапны, сколько бы их не ждали. Месяц ночных мук, прислушивания к шагам, к словам, к каждому шороху — а случилось это почти днем, когда возвращались со службы. В это время легко не застать дома, но услужливый коммунист-сослуживец справился по телефону: — Дома? Ну, как поживаете? — Вам что-нибудь нужно? — Нет, ничего. Я хотел спросить, не уезжаете ли куда? Через четверть часа агент ГПУ был у нас с ордером на арест... Я задержалась на службе, а когда пришла, все было кончено. Почти ничего не тронуто: обыск производился поверхностный, небрежный, потому что действительное положение вещей их не интересовало. Возможно, что и развязка была уже предрешена... Какой-то безликий молодой человек в штатском с равнодушным видом сидел в кресле и курил. Больше ничего, а дома, семьи уже не было. Все кругом будто оледенело, умерло. Муж переодевался, собирал вещи, быть может, в последнюю дорогу, я ему молча помогала, но все это так машинально, что я не знала, живы ли мы еще или вместо нас двигались наши тени. Все стало каким-то призрачным, ненастоящим... По окончании формальностей с актом об обыске все сели за стол в столовой. Собрала чай, его никто не пил, — нельзя было сделать ни глотка. Машину все не подавали: при таком разгоне у ГПУ не хватало автомобилей. Мы сидели и молча, в последний раз, смотрели друг на друга.
Глава 9
Борьба за Красный Петроград. Глава 9
На подступах к Петрограду к осени 1919 г. по-прежнему стояли части 7-й советской армии. После ликвидации первой белогвардейской попытки захватить Петроград 1-я армия растянулась по всей линии фронта от Копорского залива до разграничительной линии с 15-й армией по реке Вердуге общим протяжением в 250 километров. Протяжение фронта Северозападной армии белых, находившейся в боевом соприкосновении с 7-й армией и имевшей на своем левом фланге эстонские войска, равнялось 145 километрам. Численность 7-й армии к моменту перехода во второе наступление Северо-западной армии достигала 24 850 штыков и 800 сабель, при 148 орудиях, 2 бронепоездах и 8 бронемашинах. По сравнению с силами противника 7-я армия имела количественный перевес и значительное превосходство своей артиллерии{275}. Но это благоприятное [302] для 7-й армии соотношение вооруженных сил уравновешивалось большой протяженностью линии ее фронта, что в среднем выражалось в следующем соотношении: на 1 километр фронта Северо-западная армия располагала 120 штыками, а 7-я армия — 100 штыками. Это обстоятельство и создало возможность для белого командования предпринять ряд перебросок своих воинских частей с целью сосредоточения своих сил для прорыва советского фронта. Боевые действия на фронте при подобном соотношении сил должны были бы принять упорный, затяжной характер. Только искусно проводимые операции и наличие целого ряда факторов, влияющих и обусловливающих боевую способность воинских частей, могли бы дать некоторые шансы на победу одной из сторон.
5. Второй допрос
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 5. Второй допрос
Начинается второй день в тюрьме, — начинается второй допрос. — Как поживаете? — И внимательный следовательский глаз, чтобы найти следы бессонной ночи, но я прекрасно выспался и освежился. — Ничего. — Плохо у вас в камере. Вы в двадцать второй? — Камера как камера. — Ну как, подумали? Сегодня будете правду говорить? Это типичная манера следователей бросаться от одного вопроса к другому, особенно, когда они хотят поймать на мелочах. — Я и вчера говорил только правду. Он рассмеялся: — А сегодня будет неправда? — Сегодня будет правда, как и вчера, — отвечаю я серьезно, показывая, что понимаю его: если бы я на его вопрос: «Сегодня будете правду говорить?» по невниманию ответил: «Да!», он сделал бы вывод, что я признаю тем самым, что вчера правды не говорил. Итак, меня, крупного специалиста, обвиняют в тяжком государственном преступлении, мне грозит расстрел, а следователь занимается тем, что ловит меня на ничего не значащих словах. Сорвавшись на этом, он перекидывается назад, к вопросу о камере: — Я старался для вас выбрать камеру получше, но у нас все так переполнено. Я надеюсь, что мы с вами сговоримся, и мне не придется менять режим, который я вам назначил. Третья категория самая мягкая: прогулка, передача, газета, книги. Первые две категории значительно строже. Однако имейте в виду, что ваш режим зависит только от меня, в любой момент вы будете лишены всего и переведены в одиночку.
Карта сайта
Карта сайта Proistoria.org
Chapter II
The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter II
A description of Tortuga The fruits and plants there How the French first settled there, at two several times, and forced out the Spaniards The author twice sold in the said island. THE island of Tortuga is situate on the north side of Hispaniola, in 20 deg. 30 min. latitude; its just extent is threescore leagues about. The Spaniards, who gave name to this island, called it so from the shape of the land, in some manner resembling a great sea-tortoise, called by them Tortuga-de-mar. The country is very mountainous, and full of rocks, and yet thick of lofty trees, that grow upon the hardest of those rocks, without partaking of a softer soil. Hence it comes that their roots, for the greatest part, are seen naked, entangled among the rocks like the branching of ivy against our walls. That part of this island which stretches to the north is totally uninhabited: the reason is, first, because it is incommodious, and unhealthy: and, secondly, for the ruggedness of the coast, that gives no access to the shore, unless among rocks almost inaccessible: for this cause it is peopled only on the south part, which hath only one port indifferently good: yet this harbour has two entries, or channels, which afford passage to ships of seventy guns; the port itself being without danger, and capable of receiving a great number of vessels. The inhabited parts, of which the first is called the Low-Lands, or Low-Country: this is the chief among the rest, because it contains the port aforesaid. The town is called Cayona, and here live the chiefest and richest planters of the island.
Железный век
Железный век : период примерно с 1200 г. до н.э. по 800 г. до н.э.
Железный век : период примерно с 1200 г. до н.э. по 800 г. до н.э.
28. Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г.
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 28. Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г.
Теперь, пожалуй, самое время остановиться на том, почему на склоне Холат-Сяхыл случилось то, что случилось? Каким факторами была обусловлена трагедия, имелся ли шанс её избежать? Чтобы понять внутреннюю логику событий, необходимо определиться с моделью предполагаемых действий, запланированных в рамках операции "контролируемой поставки". Общая схема таковой операции излагалась выше - Кривонищенко нёс в своём рюкзаке одежду, загрязнённую изотопной пылью, с целью передачи явившимся на встречу агентам иностранной разведки, а Золотарёв и Колеватов должны были играть роль обеспечения, подстраховки от разного рода неожиданностей, отвлечения внимания и сглаживания "шероховатостей", возможных в процессе общения. Для встречи, скорее всего, было назначено некоторое "окно допустимого ожидания", т.е. временнЫе рамки, в пределах которых допускался сдвиг момента встречи (опоздание одной из групп). Тем не менее, опаздывать нашим туристам было крайне нежелательно и группе Дятлова следовало явиться к месту запланированного рандеву в строго оговоренный момент времени - отклонение грозило если не срывом встречи, то возбуждением у противной стороны ненужных подозрений. Золотарёву помимо прочего отводилась очень важная роль - фотографирование лиц, явившихся для получения груза.
1789 - 1815
From 1789 to 1815
The French Revolution, Directory, Consulate and Napoleon epoch from 1789 to 1815.
Неолит
Неолит : период примерно с 9 000 г. до н.э. по 5000 г. до н.э.
Неолит : период примерно с 9 000 г. до н.э. по 5000 г. до н.э.
10. «Академическое дело»
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 10. «Академическое дело»
«Академическое дело» или, как его называли еще, «платоновское дело», по имени академика С. Ф. Платонова, было одним из самых крупных дел ГПУ, наряду с «шахтинским процессом», делом «48-ми», процессом «промпартии» и др. Для жизни русской интеллигенции оно имело огромное значение, значительно большее, чем пышно разыгранный весной 1931 года «процесс меньшевиков», подробно освещенный в советской и заграничной печати. «Академическое дело» известно сравнительно мало, потому что ГПУ не вынесло его на открытый суд и решило судьбу крупнейших ученых в своих застенках. Скудные сведения о нем, проникавшие через лиц, привлеченных по этому «делу», и от близких, передавались каждый раз с такой опаской, были так отрывочны, что даже официальная часть, то есть самое обвинение, осталась в значительной мере неясной и противоречивой. Когда явится возможность представить это дело по документам и свидетельствам людей, непосредственно привлекавшихся по нему, оно займет место истинного некролога русской, особенно исторической, науки. Это будет одна из самых трагичных страниц в повести о русской интеллигенции. Я же могу говорить о нем только как случайный свидетель, со слов лиц, попадавших со мною в те же тюремные камеры, бывших со мною в этапе или в Соловецком концентрационном лагере. Кроме того, я связан тем, что могу передать только ту часть разговоров, по которым ГПУ не сможет установить, от кого я их слышал. Особенностью этого «дела» было прежде всего то, что оно оказалось «неудачным» для ГПУ.