Глава 5

Причины столь быстрого и успешного продвижения белогвардейцев к Петрограду кроются, главным образом, в политико-моральном состоянии частей Красной армии и населения Северо-западного района.

Внутреннее положение Советской республики, отягчаемое борьбой с контрреволюционными очагами России, настроение некоторых групп населения, голод и разруха не могли не сказаться на боеспособности Красной армии.

Голоса фронтовых работников о неудовлетворительном состоянии частей стали раздаваться уже с начала 1919 г.

12 января 1919 г. командование 6-й стрелковой дивизии (Северная группа 7-й Советской армии) доносило командующему 7-й армией о том, что настроение действующих частей не позволяет продолжать наступательные действия, что прибывшее за последние дни пополнение совершенно незначительно по своему составу и малобоеспособно и что в распоряжении командования нет вполне боеспособных и свободных резервов. [159]

В качестве общего вывода командование 6-й дивизией считало, что в стратегическом и тактическом отношениях положение дивизионного участка чрезвычайно осложнено, так как прибывшие части не в состоянии выполнить даже задач по обороне{129}.

30 января 1919 г. почти аналогичное сообщение на имя военного комиссара Петроградского округа Б. П. Позерна было сделано Я. Ф. Фабрициусом и М. А. Левиным о состоянии частей Южной группы 7-й армии. В докладе говорилось, что под натиском противника на валкском направлении:

«...части, находящиеся в боях уже непрерывно три месяца, измотавшиеся, озлобившиеся, наполовину больные, не получившие за все это время подкреплений и не бывшие ни одного дня в резерве, не выдержали удара и отходят. Резервов нет, и нет сил привести без них части в порядок».

Дальше высказывалось предостережение, что части могут отказаться от выполнения боевого приказа и что в этом случае винить их не придется. Требуя пополнения частей обученным молодняком, командным составом и техническими средствами, товарищи заканчивали свой доклад следующими словами:

«Без немедленного проведения в жизнь всего указанного мы должны указать на полную невозможность не только наступать, но и обороняться и не можем даже поручиться за судьбу Пскова в самые ближайшие дни» {130}.

Ко всему этому командный состав далеко не был на должной высоте. Краткосрочные командные курсы не могли дать в те времена всесторонне подготовленного командира. Части Красной армии управлялись бывшими офицерами, унтер-офицерами старой армии и не обученными военному делу на школьной скамье, но выдвинутыми [160] революцией рабочими и крестьянами. Нет ничего удивительного в том, что вопрос о командном составе был наиболее жгучим и злободневным и в ходе борьбы давал о себе знать с возрастающей силой. Один товарищ, побывавший на фронте, следующими словами описывал «деятельность» командного состава:

«По прибытии в Нарву я не мог добиться никаких точных сведений о фронте. Никто ничего определенного сказать не мог. Все равнодушно разводили руками и пожимали плечами. На наши тревожные вопросы или молчали, или хладнокровно рассуждали по слухам» {131}.

Относительно внутреннего порядка в частях тот же товарищ писал:

«В казармах нет внутреннего порядка. Нет никакого уюта. Везде грязно и душно. Ни чистоты, ни опрятности. Грязные котелки валяются на окнах. Для супа нет баков. Нет регулярных посещений бани. Нет строевых занятий. Всюду лень и отсутствие ответственности, отсутствие всех воспитывающих и сдерживающих приемов» {132}.

В относительно лучших условиях находились всякого рода запасные и караульные части, расположенные на территории округа и находившиеся в ведении соответствующих военных комиссариатов при исполкомах, но и здесь работу политорганов нельзя было считать нормальной.

За неимением под рукой исчерпывающих данных по всему округу ограничимся только краткой характеристикой работы Псковского губернского и уездных политпросветов с 1 января по 25 мая 1919 г.

Этот период для Псковской губернии являлся периодом нормальной обстановки и наибольшей интенсивности работы.

Красноармейских частей, расположенных в губернии, насчитывалось 42, с общей численностью в 9000 человек. [161]

Коллективов было создано 37, при наличии 298 коммунистов, 88 кандидатов и 382 сочувствующих, что составляло к общему числу красноармейцев 8 1/2% коммунистов, кандидатов и сочувствующих или 4 1/3% коммунистов и кандидатов. Такая незначительная прослойка партийных работников не в состоянии была, конечно, в короткий срок изменить политическую физиономию частей гарнизонов. За этот же период было проведено среди красноармейцев по всей губернии 129 митингов и среди населения - 128; концертов-митингов - 16, собраний - 55, собеседований - 48 среди красноармейцев и 2 среди населения. Кроме этого, красноармейцам читались специально приглашенными лекторами лекции, которые распределялись по характеру тем следующим образом: на политические темы 30 лекций, по медицине и гигиене - 13, по естествознанию и сельскому хозяйству - 7. За это время по губернии было распределено 390 270 экземпляров центральных и местных газет{133}.

Но такая работа была возможна только в тыловых частях. На фронте в действующих частях положение было совсем другим.

Слабая насыщенность политработниками фронтовых действующих частей Красной армии, а отсюда и неудовлетворительная политическая работа в сильнейшей степени сказались на боеспособности красноармейцев во время перехода к активным действиям противника.

В силу этого на Северо-западном фронте получили довольно широкое распространение случаи измены командного состава и даже целых частей Красной армии. Стоило только противнику нанести несколько ударов, как все отрицательные стороны организации Красной армии, ее комплектования, военного и политического обучения, обусловленные спешностью, выливались в целый ряд предательств и переходов на сторону белых.

Переход к белым красноармейских частей всегда был связан с условиями их комплектования и изменой [162] командного состава. Так, 3-й пехотный полк 2-й Петроградской бригады особого назначения возник из сформированного в 1918 г. полка внутренней охраны Спасского района Петрограда. Кадром для полка послужили остатки бывшего запасного лейб-гвардии Семеновского полка. Не желая идти на фронт и защищать советскую власть, бывшие офицеры и буржуазные элементы Спасского района, купцы с Апраксина и Гостиного дворов, домовладельцы и торговцы хлынули в формируемый полк и служили там рядовыми красноармейцами. Многие устраивались в полк за взятки. Некоторые партийные работники полка вместе с организатором полкового коллектива Купше указывали политическому комиссару полка Каплуну, что белогвардейские офицеры вели в полку свою агитацию и что их необходимо немедленно изъять. Часто в полку распространялись анонимные письма с угрозами против действий коммунистов.

Наличие значительного количества белогвардейцев заставило советские органы обратить внимание на полк. Для производства чистки полка была назначена специальная комиссия в составе Н. А. Угланова, А. С. Ракова, П. А. Серова, П. П. Сиротинина и Е. А. Эстрова, которой удалось арестовать 85 человек, но белогвардейское гнездо до конца все же ликвидировано не было. Вторая чистка была в декабре 1918 г. В комиссию входили Н. А. Угланов, А. С. Раков и Н. Ф. Свешников. Согласно постановлению комиссии, полк подлежал расформированию, но по невыясненным причинам расформирование полка произведено не было.

В мае 1919 г. во время наступления белых на Петроград 2-я Петроградская бригада в полном составе была брошена на фронт.

28 мая 3-й пехотный полк, при котором находился комиссар бригады А. С. Раков, расположился в деревне Выра, в 6 километрах от станции Сиверской, Варшавской жел. дор. И в эту же ночь с 28 на 29 мая произошла в полку долго подготавливавшаяся измена командного состава и рядовых солдат. Первые два батальона полка [163] по совету части заговорщиков из командного состава были двинуты в наступление против находившихся неподалеку белых. В деревне Выра остался только один 3-й батальон численностью около 600 чел., отдыхавший по квартирам. При содействии заговорщиков ночью в деревню вошли части Талабского полка Северного корпуса белых, к которым сразу же присоединились помощник командира полка В. А. Зайцев - бывш. капитан, командир 1-го батальона С. А. Самсониевский - бывший гвардейский офицер и числившийся с 1 апреля 1919 г. членом РКП(б), и другие. Под руководством Зайцева белые стали арестовывать и расстреливать всех коммунистов и комиссаров. Были убиты: командир полка П. П. Таврим, бывший ранее командиром 8-го латышского стрелкового полка, а затем председателем Череповецкой губернской чрезвычайной комиссии, комиссар полка Купше и все батальонные комиссары. Комиссар бригады А. С. Раков, узнавший об измене, забаррикадировался в штабе и до последнего патрона отстреливался от белых из пулемета. Только после того как все пулеметные ленты были им расстреляны, он застрелился. После расправы над коммунистами выстроенный батальон под звуки царского семеновского марша прошел церемониальным маршем мимо группы изменников во главе с Зайцевым{134}.

Вскоре перебежчиков навестил генерал Родзянко, который был «приятно поражен их бодрым видом», оставил им наименование Семеновского полка и приказал дать несколько дней отдыха. Перешло на сторону белых из 3-го пехотного полка около 600 человек, оркестр полковой музыки и взвод артиллерийской батареи из двух орудий{135}.

Об этой измене И. В. Сталин, находившийся тогда в Петрограде, и Г. Е. Зиновьев в 20 часов 29 мая протелеграфировали в Москву: [164]

«Немедля передайте Ленину или, если его нет дома, Склянскому следующее. Сегодня утром после начатого нами успешного наступления по всему району один полк в две тысячи штыков со своим штабом вдруг открыл фронт на левом фланге под Гатчиной, у станции Сиверская, и со своим штабом перешел на сторону противника. Станция Сиверская была у белых, теперь отбита. Поступившие до сих пор подкрепления не одеты, не обуты, не вооружены. Для приведения их в порядок требуется неделя, а время не терпит. Считаем абсолютно необходимым срочно получить от Москвы один надежный в полной боевой готовности полк и один бронепоезд.

Сталин, Зиновьев» {136}.

Воспользовавшись изменой красноармейцев, Талаб-ский полк из дер. Выра направился к дер. Межно, занял ее и затем подорвал железнодорожный мост у станции Сиверская.

Приведенная картина измены батальона 3-го пехотного полка характерна и для остальных частей Красной армии, где усиленно велась контрреволюционная агитация числившимися на советской службе бывшими офицерами.

В несколько более устойчивом положении находились части Северной группы 7-й армии (б-я дивизия), хотя в деле отступления они нисколько не отличались в выгодную для себя сторону. Большая устойчивость нарвской группировки 7-й армии объяснялась прибывавшими поочередно боеспособными частями из Петрограда и наличием на линии железной дороги двух советских бронепоездов (№ 49 и 26). [165]

По инициативе партийных организаций Петроградской губернии, исполкомов и профессиональных союзов на фронт стали прибывать отдельные отряды, которые или сформировывались в более крупные армейские единицы, или вкрапливались в красноармейские части.

В Гатчине в конце мая было приступлено к организации 1-го сводного стрелкового полка, укомплектовавшегося преимущественно из членов исполкомов и коммунистов Петроградской губернии. Первую роту этого полка составили служащие советских учреждений под командованием Терехова, для организации 2-й роты была использована рота Гатчинского уездного военного комиссариата под командованием Цветкова, остальные роты укомплектовались отрядами следующих партийных организаций: Новоладожской, Колпинской, Шлиссель-бургской, Лужской, Невельской и др. Через два дня первые роты приступили к учебным занятиям, а дня через 4–5, когда в полку уже насчитывалось четыре роты, полк получил приказ отбыть на 11 км южнее Гатчины для ликвидации появившихся там и угрожавших Гатчине бандитских шаек. Тремя ротами руководил Геннинг, а 4-я рота, соорудив импровизированную броневую платформу с 3-дюймовым орудием, была отправлена на жел,-дор. станцию Преображенская. Спустя 2 недели 1-й сводный полк насчитывал три батальона, один из которых вошел в состав 6-й стрелковой дивизии. В боях за Петроград этот полк проявил большую стойкость и понес большие потери{137}.

Приток коммунистов не останавливался и в июне месяце 1919 г. В период с 8 по 14 июня, т.е. в момент серьезных боев на подступах к Петрограду, в 7-ю советскую армию было прислано 45 чел. - членов Московского совета, различными губкомами партии - 145 чел., а всего 190 политических работников{138}. [166]

Посылка коммунистов губкомами производилась в ответ на воззвание ЦК РКП(б) от 22 мая 1919 г., обращенное к партийным и советским организациям Петроградской, Новгородской, Псковской, Тверской, Олонецкой, Северо-Двинской, Вологодской, Череповецкой и Витебской губерний. ЦК партии предлагал отправлять мобилизованных по партийной и профессиональной линиям в распоряжение Западного фронта на помощь Петрограду как можно скорее{139}.

Кроме этой непосредственной посылки губкомами на фронт партийцев, Политическим управлением Республики было командировано на Западный фронт, главным образом для защиты Петрограда, с марта по июль включительно 328 партийных работников, из коих 121 человек было послано в мае{140}.

Одновременно с партийными мобилизациями проходила общая мобилизация рабочих г. Петрограда от 18 до 40 лет{141} и населения всего Петроградского военного округа.

Данные о мобилизации населения в Петроградском военном округе за период апрель - июль 1919 г. распределяются следующим образом {142}:

Губерния	Апрель	** Май	Июнь	Июль
Петроградская	* 13082	-	5759	2124
Псковская	* 3908	-	4291	4441
Мобилизовано по всему округу	27563	-	21168	11929

Примечания.

* Большая часть мобилизованных родилась в 1899 г.

** За май данных нет. Мобилизация, однако, проводилась, но дала незначительные результаты. [167]

Прохождение всеобщего военного обучения по 96-часовой программе, к которому в апреле 1919 г. было привлечено 80 210 человек, в силу целого ряда объективных причин (как наступление белых на Петроград, недовольство населения) с мая - июня было приостановлено.

Эти мобилизации значительно увеличили ряды Красной армии, и если они не давали вполне боеспособных красноармейцев, которых можно было бы без риска немедленно послать на фронт, то зато предъявляли колоссальные требования на все виды их снабжения. Количество бойцов коренным образом разнилось от общей мобилизованной массы, являвшейся едоками. Каждый рядовой боец на Петроградском фронте на всех боевых участках 7-й армии имел за собою в тылу в различное время от 3 до 7 «военных» едоков.

Так, например, на 24 июня 1919 г. на довольствии в Петроградском военном округе числилось всего 192 529 чел. и 25 064 лошадей.

Из этой общей цифры красноармейские части нарвско-гдовского направления (6-я стрелковая дивизия) имели 53 052 чел. и 7441 лошадь; части псковского направления (10-я стрелковая дивизия) - 33 827 чел. и 5326 лошадей; лужская группа - 13 218 чел. и 2306 лошадей; междуозерный участок (1-я стрелковая дивизия) - 30 993 чел. и 3883 лошади; Карельский участок и Петроград (19-я стрелковая дивизия) - 49 147 чел. и 5720 лошадей и т.д.{143}

Таковы данные о количестве едоков во всех группах 7-й армии. Количество бойцов в этих же всех группах по состоянию к тому же 24 июня 1919 г. едва ли достигало даже 50 000 чел. Соотношение между бойцами и едоками очень часто изменялось вследствие убыли первых и колоссального количественного увеличения вторых.

За время с 15 июля по 15 августа 1919 г. на довольствии в Петроградском военном округе состояло до [168] 216 000 чел. и от 14 000 до 18 000 лошадей. Таким образом, к концу лета 1919 г. число едоков увеличилось больше чем на 20 000 чел., количество лошадей сократилось.

Такая громоздкость тыла создавала большие затруднения в деле снабжения мобилизованных всеми видами довольствия.

Недостаток в снабжении, остро ощущавшийся летом 1919 г. 7-й армией, понижал боеспособность частей{144}.

Для лучшего снабжения действующих частей 7-й армии принимались все меры, с влиянием же этих недостатков на настроение бойцов вел соответствующую борьбу политический аппарат армии.

Принятые меры к укреплению действующих частей 7-й армии стали сказываться уже к концу мая 1919 г. К 31 мая состояние советских частей, расположенных в нарвском направлении, политотделом 7-й армии характеризовалось следующим образом.

6-я стрелковая дивизия:

1. правый участок - 2-я бригада (166-й и 168-й полки) - несмотря на изнуренность, боеспособна, среди новгородских курсантов настроение боевое;
2. средний участок - 1-я бригада (51-й стрелковый, 4-й эстляндский и 185-й стрелковый полки, коммунистические отряды Григорьева и Зарембы) - настроение хорошее;
3. левый участок - 3-я бригада (154-й и 4-й стрелковые полки, морской береговой отряд, бронепоезда № 49 и 26) - настроение удовлетворительное.

В Гатчине - сводный полк, формируемый из советских и партийных работников, - настроение боевое, политработа великолепна. Настроение отрядов курсантов, отправленных около 3000 чел. в село Гостилицы, хорошее. Кронштадтский пехотный и 97-й стрелковый полки в боевом и политическом отношениях вполне благонадежны. Кронштадтская крепость - настроение гарнизона [169] спокойное. «Особенно сознательна дисциплина артиллеристов на Красной горке» {145}.

Только на одном Лужском участке отмечалось, что действовавший там армейский полк отходил «без всякого сопротивления, отказываясь от боев и разбегаясь по окрестностям. Красноармейцы полка настроены антисоветски и в строевом отношении не подготовлены»{146}.

При условии постоянного прибытия в Петроград новых сил и укрепления действующих частей нарвского направления советское командование решило нанести противнику удар именно в нарвском направлении с одновременным развитием действий на флангах Северного корпуса.

Однако этому контрудару Красной армии помешали вновь возникшие трудности, потребовавшие рассредоточения сгруппированных в кулак сил. Операции ударной группы в течение всего июня носили характер затяжных боев с переменным успехом, в результате которых противник вынужден был все же отказаться от наступательных попыток и перейти к обороне занятой территории.

В связи с весенним оживлением белогвардейцев и белоэстонцев в Нарвском и Псковском районах и чрезвычайно трудным продовольственным положением среди населения северо-запада стала иметь успех контрреволюционная агитация кулачества. На этой почве в марте 1919 г. стали возникать в различных местах антисоветские восстания крестьян. Начались они в районе жел.-дор. станции Дно и Порховском уезде, а затем перебросились и севернее Петрограда - в уезды Повенецкий, Олонецкий, Пудожский и Петрозаводский. В Гдовском, Ямбургском и Детскосельском уездах настроение крестьянства также было неустойчивым, колеблющимся, и [170] иногда оно принимало формы открытых контрреволюционных восстаний в первых двух уездах.

Псковская губерния занимала особое место по размаху крестьянских восстаний и дезертирству. Волнения там с весны 1919 г. продолжались вплоть до момента окончательной ликвидации в ноябре Северо-западной армии Н. Н. Юденича и носили, таким образом, как бы перманентный характер. В сводках за март месяц отмечалось, что в одной только волости Великолуцкого уезда восстало около 3–4 тысяч дезертиров{147}.

Летом 1919 г. зеленые захватили половину Порховского, Холмского и Псковского уездов и оперировали в Опочецком и Островском уездах{148}.

Общее же количество дезертиров по всей Псковской губернии (8 уездов) к 14 февраля 1919 г. приблизительно определялось до 15 000 чел. По словам местных работников, наибольшее количество дезертиров было в Опочецком уезде - до 2110 чел., наименьшее в Холмском уезде - до 800 чел.

Дезертирами считались:

1. уклонившиеся от явки по мобилизации;
2. дезертировавшие после приема до отправления в части войск (дезертиры с места);
3. бежавшие с пути и
4. дезертировавшие из частей войск.

Комиссия по борьбе с дезертирством в Псковской губернии была сформирована 6 февраля 1919 г., но до 18 марта она работала недостаточно активно; с 18 марта был изменен состав комиссии. Результаты работ комиссии за время с февраля по (приблизительно) май 1919 г. - 4676 чел. дезертиров, выловленных по губернии, из них в запасный полк 7-й армии в Новгород было отправлено 2366 чел., в Кронштадт на тяжелые работы - 774 чел., [171] преданы суду Революционного трибунала - 146, а остальные были отправлены в свои прежние части и в Псковскую отдельную роту.

Вылавливание дезертиров вели отдельные команды в 50–60 чел. из местных караульных рот, и, несмотря на то что бойцы этих команд и «заслуживали со всех сторон хорошие отзывы», работа подвигалась медленно. Медлительность передвижения пеших отрядов по губернии давала возможность дезертирам (при подходе отрядов) переходить из одной волости в другую.

Происшедшие события во второй половине апреля, с 18 по 29 апреля 1919 г., в Холмском уезде, принявшие характер крупного восстания, заставили местные и центральные органы поставить в порядок дня не борьбу с дезертирами и их укрывателями, а вопрос об объявлении им беспощадной войны.

18 апреля восстания начались в Галибицкой, Немчиковской и Троицкой волостях Холмского уезда. Руководили восстанием бывш. морской офицер Белорусский и «красный офицер» Медем. Их шайки действовали при прямой поддержке местного кулачества. Через 10 дней это восстание было ликвидировано{149}.

В мае 1919 года начались активные действия дезертиров в Порховском уезде. В Дмитриевской и Сорокин-ской волостях дезертирами были разгромлены волостные исполкомы, в Верхне-Шелонской волости 30 мая был разгромлен военный комиссариат, дела все уничтожены. Посланный для подавления восстания отряд эстонцев и коммунистов вынужден был отступить, потеряв пулемет и 10000 патронов. После этого шайка дезертиров двинулась на жел.-дор. станцию Дедовичи и расстреляла там 11 красноармейцев. Прибывшим новым отрядом дезертиры со станции были выбиты. [172]

В Александровской волости скопилось около 800 дезертиров, из коих вооружено было только 60 чел.

В июне 1919 г. и в Опочецком уезде началось движение дезертиров - зеленых. 7 июня ими был разбит Ноташковский волостной исполком. 8 июня - сожжен Ежинский волостной исполком{150}.

В докладе о состоянии Псковской губернии за период с 15 мая по 15 июня 1919 г. о движении зеленых говорилось:

«В последних числах мая дезертиры начали активно напоминать о себе. Зеленые, скрывающиеся до тех пор в лесах, начали появляться на больших дорогах, устраивать набеги на волостные исполкомы и военкомы, производить разгромы последних, портить железную дорогу и т.п.».

Относительно действий этих зеленых банд в июне в районах с антисоветски настроенным крестьянством в докладе говорилось следующее:

«За последнее время чувствуется организованность их выступлений, что заставляет полагать, что их действиями руководит какая-то группа.

В то время как действия дезертиров прежде выражались в разгромах местных волостных учреждений и имели своею целью нанести местный ущерб, теперь вся их работа ведется в направлении нанести ущерб пунктам особой государственной важности, как-то железным дорогам, складам и проч. Необходимо отметить, что особенно часты стали выступления в прифронтовой полосе, причем некоторые группы восставших дезертиров имеют определенную тенденцию слиться с белогвардейским фронтом. Поимка шпионов среди них указывает определенно на работу белогвардейского штаба» {151}.

Из захваченных документов и опроса дезертиров было выяснено, что в качестве объектов их действий по плану были намечены жел.-дор. станция Идрица, г. Опочка и [173] вся линия железной дороги на Псков, где предполагалось соединение с белогвардейцами. Свои надежды руководители зеленых возлагали на помощь из города Полоцка, где действовали в то время более крупные банды. Как антисоветские восстания крестьянства, так и движение дезертиров-зеленых, питавшееся политической отсталостью сельскохозяйственного района, можно характеризовать как черносотенно-анархистское движение. Наиболее распространенными лозунгами зеленых из вывешиваемых ими объявлений были:

«Долой войну, да здравствует свобода дезертиров и частная собственность, долой жидов и кровопийц-коммунистов» {152}.

Для иллюстрации дезертирского движения приведем, к сожалению, неполные, относящиеся только к июню 1919 г. данные. По трем губерниям Петроградского военного округа в течение июня месяца было учтено 7728 дезертиров, из коих 3555 чел. явилось добровольно, а остальные 4173 чел. были задержаны специально посланными по борьбе с дезертирством отрядами. По губерниям количество задержанных распределялось: Новгородская губ - 2278 чел., Петроградская губ. - 600 чел. и Псковская губ. - 374 чел.{153} Малое количество задержанных дезертиров в районе Пскова объясняется отнюдь не меньшим количеством дезертиров там, а трудностью борьбы с ними в прифронтовой полосе при неустойчивом настроении деревни.

Последнее обстоятельство обусловливалось почти полным отсутствием в волостях советских организаций - комитетов бедноты, а где они и были, то находились под руководством местного кулачества. Также сказывалось и отсутствие опытных советских работников и наличие значительного количества антисоветски настроенных служащих. Обозленность крестьянства усиливалась ненормальными взаимоотношениями с красноармейскими [174] частями, в частности с эстонской дивизией, бойцы которой не останавливались перед открытым грабежом населения{154}. Если к этому еще прибавить кризис с продовольствием, который психологически отражался на крестьянстве гораздо болезненнее, чем все остальное, то общая картина причин недовольства и политической неустойчивости района вырисовывается даже на основании скудных материалов довольно ярко.

Проведение всей советской работы среди крестьянства ложилось, силою обстоятельств, на действующие части Красной армии, что не могло, конечно, не отразиться на результатах этой временной, спешной, далеко не плановой работы. В этом отношении интересной является телеграмма военного комиссара Южной группы 7-й армии П. А. Залуцкого от 21 июня, посланная на имя Г. Е. Зиновьева и И. В. Сталина:

«Среди крестьян [в] волостях и уездах Псковским исполкомом не ведется никакой работы. Не существует власти на местах. Наряду [с] военными действиями против зеленых и дезертиров приходится водворять порядок [в] деревнях. Требования, чтобы Псковский губисполком выслал ответственных работников [из] Великих Лук на работу на местах, не имеют успеха. Прошу вашего содействия понудить Псковский губисполком приступить к организации губернии. Военные власти нести эту обязанность долго не могут» {155}.

Для окончательной ликвидации зеленых был выделен специальный экспедиционный отряд, который к концу июня рассеял наиболее крупные шайки. Бои с зелеными шайками были по линии железной дороги Псков - Новоржев, в 40–45 км от Пскова в районе деревни Диванисово, на 12 км южнее деревни Мигуново. В бою 20 июня в районе деревни Диванисово зеленых было убито 60 и захвачено в плен 100 человек, в том числе и организатор зеленых - командир роты, бывший [175] унтер-офицер Макаров. Остатки банды были рассеяны и скрылись в болотах западнее деревни Ракитино. Северо-западнее от этого района, в 20–30 км от Пскова, в районе деревни Ореховичи, красноармейские части также вели бои с зелеными, но не совсем удачно, так как один из отрядов зеленых силою около 800 чел. прорвался через фронт и соединился с белыми{156}. Таковы весьма неполные фактические сведения о движении зеленых.

Во всяком случае и из этих разрозненных сведений можно представить всю трудность положения, в котором находились части Красной армии, действовавшие в псковском направлении.

Не лучше было положение и Северной группы войск 7-й армии.

В первой половине июня произошло, неожиданно для советского командования, восстание форта Красная горка, расположенного на южном побережье Финского залива, как раз там, откуда предполагалось нанести фланговый удар противнику.

Измена на Красной горке подготавливалась в течение довольно длительного периода, весьма конспиративно и умело. Среди командного состава форта было много бывших офицеров, призванных на советскую службу, и они-то создали там белогвардейское ядро. Слабый контроль комиссаров способствовал заговорщикам в их работе.

Не был обойден форт и эсерами, агитация которых впервые стала оказывать влияние с конца 1918 г. На митингах выступали зверствующие матросы и предлагали свои резолюции, которые иногда и проходили. Однако на это своевременно не было обращено внимания, и контрреволюционные элементы имели полную возможность продолжать свою деятельность.

Группа бывших офицеров, таким образом, имела поддержку со стороны некоторой части матросов-эсеров, на роль которых в восстании они возлагали большие надежды. [176]

Слабая постановка политической работы на форту, наличие малоопытных молодых коммунистов, слабый комиссарский надзор за деятельностью командного состава - все это не дало возможности советским органам, партии и военному командованию учесть боеспособность и политическое настроение гарнизона форта.

Выше уже отмечалось одно весьма сомнительное утверждение о надежности артиллеристов Красной горки, имевшееся в политсводке 7-й армии.

Здесь остановимся на другом документе, более непосредственном, на докладе комиссара Кронштадтской морской базы от 24 мая 1919 г., поданном Комитету обороны Петрограда.

В этом рапорте излагались результаты обследования всех фортов Кронштадтской крепости, произведенного согласно распоряжения Комитета обороны{157}.

Относительно Красной горки там говорилось, что охрана форта на должной высоте, техническая часть в полной исправности, артиллерийский огонь может быть открыт по истечении 10–15 минут, а дежурная батарея - в любую минуту.

«Настроение как командного состава, так и команды вполне удовлетворительное. Крепость может на форт положиться как на вполне надежную опору... Признаков, наталкивающих на подозрение к измене, не наблюдалось нигде» {158}.

Однако наряду с этими весьма оптимистическими утверждениями говорилось дальше и о том, что коллективы членов РКП(б) хотя и имелись на всех фортах, но в общем они были слабы и «особенно выдающейся политической и культурно-просветительной работы не могут проявлять». [177]

И это говорилось за три недели до восстания!

Вполне понятно, что обследование было весьма поверхностным и утверждавшим сугубо неверную оценку боеспособности форта, имевшуюся уже давно у советского командования и Комитета обороны.

Слепое доверие к командному составу Красной горки увенчалось наконец неожиданной для всех, но давно подготовляемой заговорщиками изменой.

Выбору момента восстания помогли действия Северного корпуса.

В процессе наступления на Петроград левый фланг Северного корпуса имел задачу продвигаться по южному советскому побережью Финского залива и овладеть фортами Серая лошадь и Красная горка. На своем пути противник не встречал серьезного сопротивления и к 12 июня подошел на 7–8 км к форту Красная горка. Такому быстрому и близкому подходу к форту противник был обязан перешедшим на его сторону 1-му и 2-му Кронштадтским и 105-му стрелковому полкам, оборонявшим подступы к форту.

С приближением фронта настал момент действовать и заговорщикам Красной горки - коменданту форта, бывш. поручику Николаю Неклюдову (сыну генерала), командиру 12-й батареи форта Куприянову, начальнику артиллерии Кронштадтской крепости, бывш. полковнику Будкеви-чу, помощнику коменданта форта Лащилину и др.{159}

К тому же и другие обстоятельства требовали от заговорщиков немедленных действий. На место перешедших к белым частей стали присылаться с тыла коммунистические отряды с назначением их как на фронт, так и для усиления красногорского гарнизона, что могло расстроить планы Неклюдова.

Дальнейший ход событий представляется в следующем виде.

Коллектив форта, насчитывавший около 150 человек, предчувствуя какую-то контрреволюционную подготовку, [178] вечером 12 июня устроил общее собрание, на котором был поставлен вопрос о немедленном аресте Николая Неклюдова и его компании. Однако провести в исполнение решение не удалось, так как присутствовавший на партийном собрании, как член коллектива, один красноармеец, исполнявший обязанности денщика Неклюдова, поспешил сообщить обо всем своему хозяину, и тот успел принять меры первым{160}.

Собрав к себе на квартиру в ту же ночь единомышленников, Неклюдов обсудил план действий и приказал выступать.

13 июня в 4 часа 30 минут Неклюдов явился в специально им подобранную пулеметную команду и разбуженным по его приказу красноармейцам стал говорить о том, что форт окружен белыми, которые предлагают сдаться. Получив согласие на сдачу форта белым, Неклюдов тотчас отдал приказ пулеметчикам произвести арест всех коммунистов форта и разоружить только что прибывший и отдыхавший по квартирам коммунистический отряд, находившийся под командованием И. В. Юклявского, мотивируя это тем, что коммунисты будут против сдачи форта белым.

Успех заговорщиков был полный: через 1–2 часа все коммунисты были посажены в бетонный каземат, и полными господами положения стали белые.

Первым актом Неклюдова была посылка радиотелеграммы финскому военному командованию в Биорке, в которой говорилось, что Красная горка предоставляет себя в полное распоряжение финского командования. Одновременно был послан Кронштадтскому совету 15-минутный ультиматум о немедленной сдаче крепости с угрозой открыть артиллерийский огонь.

В ответ на неклюдовский вызов Кронштадт и Петроград стали спешно готовиться к подавлению восстания.

В море вышли боевые суда, на суше стали сосредоточиваться отряды. [179]

Не получая ответа на ультиматум, Неклюдов около 15 часов приказал открыть по Кронштадту редкий огонь из тяжелых орудий. В ответ на это суда Балтийского флота «Петропавловск»{161} и «Андрей Первозванный» в свою очередь открыли огонь из 12-дюймовых орудий. Артиллерийская перестрелка то затихала, то вновь возобновлялась вплоть до окончательного подавления восстания.

За все время бомбардировки Красной горки было израсходовано снарядов:

На линейном корабле «Петропавловск» 12-дюймовых	568
На линейном корабле «Андрей Первозванный» 12-дюймовых	170
На крейсере «Олег» 130-мм	750
На эскадренных миноносцах 100-мм	145 {162}

Обстрел из форта Красная горка не принес особенно большого ущерба красным в Кронштадте; в результате же обстрела судами Балтийского флота Красная горка вся была изрыта снарядами, так что восставшие не могли удержаться под ураганным огнем и вынуждены были под давлением наступавших еще и с суши отрядов моряков и коммунистов оставить форт. [180]

15 июня в 23 часа на форт Красная горка первым вошел советский бронированный поезд, а за ним и красноармейские и флотские части.

Группа мятежников, желая избежать преследования, быстро отступила на деревню Коваши - местечко Копорье, расстреляв по дороге почти всех захваченных коммунистов, сочувствующих им и беспартийных. Застичь виновников восстания частям Красной армии так и не удалось.

Необходимо отметить) что в план заговорщиков из Красной горки, который был согласован с контрреволюционной организацией Национального центра в Петрограде, входило восстание и на других фортах. Однако Красная горка была изолирована, если не считать весьма слабой поддержки, которая была оказана ей фортом Серая лошадь, также восставшим и принимавшим участие в артиллерийском обстреле Кронштадта и судов Балтийского флота.

Главарем заговора на форту Серая лошадь был бывш. офицер Оглоблин, под руководством которого были произведены аресты находившихся на форту коммунистов и комиссара форта. Гарнизон форта требовал освобождения арестованных, но вел себя пассивно. Оглоблин распускал заведомо ложные слухи о падении после Красной горки самого Петрограда и говорил о том, что эскадра союзников вскоре возьмет Кронштадт. Когда Красная горка начала стрелять по Кронштадту, в рядах гарнизона форта прошло смятение, большая часть матросов агитировала за неподчинение приказам Оглоблина и других изменников из командного состава и предлагала ждать «выяснения». С появлением на рейде перед фортом кораблей Балтийского флота «Олега», «Гавриила» и «Свободы» гарнизон заволновался еще больше. Предложение комендора Бурова организовать сопротивление своим бывшим командирам-изменникам встретило общее одобрение, и когда был отдан приказ стать к орудиям для обстрела Кронштадта, то ни один из рядовых матросов его не исполнил. Гарнизон, захватив пулемет и сняв замки с некоторых орудий, сосредоточился в наиболее защищенном от снарядов районе [181] форта. Пулемет был поставлен у входа. Комендор Буров разъединил электрический кабель, предотвратив тем самым возможность взрыва форта Серая лошадь со стороны мятежной Красной горки.

Подошедший с повторным приказом стать немедленно к орудиям офицер был встречен руганью и убежал. По красным кораблям открыли стрельбу из орудий форта только офицеры{163}.

Такая пассивность рядовой массы гарнизона форта, лишенной руководства вследствие ареста комиссара и коммунистов, предопределила дальнейший ход событий.

При приближении частей Красной армии Серая лошадь капитулировала. Еще меньшую помощь оказал Красной горке форт Обручев, на котором командному составу, находившемуся в связи с Неклюдовым, удалось арестовать не только коммунистов, но и всех сочувствующих советской власти. Гарнизон Обручева, получив информацию о действительном ходе событий и телефонограмму Революционного военного совета Балтийского флота следующего содержания:

«Команде форта Обручев. Восставшие против рабочих и крестьян собственной страны, во имя интересов генералов и помещиков, - заявите в течение получаса, что вы не пойдете против рабочих и матросов Кронштадта, и мы вас простим, а если этого не сделаете, то путем обстрела мы вас уничтожим» {164},

- понял свое заблуждение, освободил всех арестованных коммунистов и на их место посадил группу заговорщиков из командного состава{165}.

Со стороны восставших на Красной горке была предпринята попытка связаться с находившейся в Финском заливе союзной эскадрой, для чего с форта был послан финский катер{166}. Но эскадра все же не появилась, [182] а командовавший ею адмирал ограничился посылкой следующей радиотелеграммы:

«18 часов 55 минут. 16/VI-1919. Всем. Настоящим сообщаю, что жизни команд всех выходящих из Кронштадта судов, которые добровольно сдадутся моим силам, будут гарантированы. Все переходящие суда должны выкинуть белый флаг. Орудия должны быть направлены к носу и корме и закреплены по-походному. Скорость 10 узлов. Адмирал, командующий морскими силами» {167}.

Общая оценка красногорской авантюры была дана на общем собрании членов организации РКП(б) Кронштадта. В принятой общим собранием резолюции говорилось:

«События на Красной горке являются не случайностью, а исторической неизбежностью в ходе российской и международной пролетарской революции. Диктатура пролетариата в России не могла не встретить решительного и вооруженного отпора со стороны всех сил отечественной и международной контрреволюции».

Дальше говорилось о роли командного состава и его тактике борьбы с советской властью. Считая, что настало время установления еще более глубокого контроля действий командного состава, собрание настаивало на принятии целого ряда срочных мер, как-то: расширения функций политических органов, строжайшей регламентации прав командиров, укрепления комиссарского института и т.д.

Заканчивалась резолюция следующими словами:

«Учитывая, что события на Красной горке могли бы в самом начале принять другой оборот, если бы [183] коммунисты обнаружили больше зоркости, бдительности и сплоченности, общее собрание во избежание повторения горького опыта Красной горки в Кронштадте поручает партийному комитету принять все меры к объединению коммунистов Кронштадта в боевую единицу, которая в любой момент могла бы выступить, как одно целое» {168}.

Такая неослабная бдительность являлась абсолютно необходимой в условиях напряженнейшего состояния как на Петроградском фронте, так и на море. Наличие английской эскадры в водах Финского залива создавало серьезную угрозу для кораблей Балтийского флота, фортов Серая лошадь, Красная горка и самого Кронштадта.

С подавлением восстания на Красной горке несколько разрядилась угроза советскому южному побережью Финского залива со стороны суши, но это отнюдь не исключало возможности активных действий против фортов английской эскадры.

Борьба с противником на море за время, предшествовавшее событиям на Красной горке, с 1 по 13 июня 1919 г. проходила под знаком активной обороны советских берегов судами Балтийского флота. Противник за это время демонстрацией своих судов у берегов залива пытался завлечь красные суда в Копорский залив, с тем чтобы после этого атаковать их своими подводными лодками. Вообще же Балтийский флот не располагал в то время значительной силой, и это обрекало его на временное бездействие, только изредка прерываемое выполнением серьезных оперативных заданий.

Противник также не имел успеха, и его настойчивые попытки атаковать своими подводными лодками красные суда закончились тем, что 4 июня 1919 г. эскадренные миноносцы Балтийского флота «Гавриил» и «Азард», вышедшие при поддержке линейного корабля «Петропавловск» в Копорский залив и атакованные там [184] английской подлодкой «L55» своим артиллерийским огнем потопили ее{169}.

Вскоре понес потерю и Балтийский флот. В ночь на 18 июня 1919 г. английский быстроходный катер, пройдя незаметно между красными сторожевыми судами, приблизился к крейсеру «Олег», стоявшему на якоре на створе кронштадтских маяков, и пустил в него торпеду. На крейсере «Олег» около кочегарки раздался взрыв, крейсер начал быстро крениться, вследствие порчи паропровода погасло освещение. Выскочивший наверх командир крейсера Н. Милашевич дал приказ пробить боевую тревогу, но это выполнено не было, так как горнист отсутствовал, а дать звонки для его вызова не было возможности за неимением тока. Не было исполнено и другое приказание - затопить в целях выравнивания начавшегося крена все, что возможно на правом борту, - из-за того, что лопнул трубопровод. Крейсер тонул 12 минут. Погибло из команды крейсера около 50 чел.

Английский катер по приказанию английского офицера после выстрела торпедой повернул обратно и дал «самый полный ход, делая возможно чаше зигзаги, чтобы избежать попадания с фортов и судов».

Огонь судов Балтийского флота, охранявших крейсер «Олег», как и самого крейсера, никакого вреда катеру не нанес; по показанию командира советского тральщика «Запал» - «силуэт судна во мгле и на фоне берега был неразборчив, но имел быстрый ход и быструю поворотливость и нес впереди себя большой бурун»{170}. [185]

По поводу всего этого эпизода активный участник операций английской эскадры в Финском заливе в 1919 г. и, в частности, инициатор атаки крейсера «Олег» английский офицер Эгар пишет:

«Если бы восставшие на [Красной горке] знали, что помощь близка и что обстрела со стороны кронштадтских судов больше не будет, быть может, получилась бы совершенно иная картина. Если бы эта крепость [Красная горка], командующая над выходами в Невскую губу, находилась в наших руках, то общее стратегическое положение могло бы измениться и все последующие события в Балтике и в России могли принять совершенно иные очертания» {171}.

Такое свидетельство врага лишний раз констатирует колоссальное значение того факта, что восставшая Красная горка была вскоре обратно возвращена Советской республике и благодаря принятым мерам находилась в крепких руках в течение всего дальнейшего хода событий на Петроградском фронте.

Восстание форта явилось отдельным эпизодом, но эпизодом, характеризующим настроение не столько рядовой массы бойцов, сколько их изменнической командной верхушки, навербованной из бывших офицеров русской армии. Это обстоятельство, видоизменявшееся в той или другой степени в отношении других восставших фортов, наряду с экстренными мерами советского военного командования способствовало возвращению обратно в руки Красной армии и флота этих опорных пунктов южного побережья Финского залива. [186]