Глава 7
События, потрясавшие своей значительностью, быстро следовали одно за другим: восстание в Петрограде, образование Временного комитета Думы, отречение царя, создание первого Временного правительства, официальное признание союзников. Пока происходили эти события, их реальную значимость было невозможно оценить, но быстрота, с которой они сменялись, порождала новую надежду.
Подавляющее большинство россиян не особенно опасались будущего, поскольку определенные факты мешали оценить подлинные масштабы опасности. Несостоятельность, которую обнаружил старый режим в последние годы, оставила столь глубокий след в памяти большинства населения, что, казалось, любая перемена станет благом. Находились люди, для которых Россия после отречения царя и краха традиционной монархии утратила всякий смысл, но их было так мало, что они не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на общие настроения. Большинство россиян стали привыкать к мысли, что перемены неизбежны, и это пассивное восприятие революции объясняет поразительно малое число ее жертв. Лишь две вспышки насилия повлекли серьезные потери.
Одна из них связана с уничтожением полиции Петрограда. Полицейские с пулеметами были размещены в стратегических пунктах города для рассеивания толп. Лишенные связи с руководящим центром, не способные контролировать положение и предоставленные самим себе, они оставались на своих постах до конца. Когда у полицейских кончились боеприпасы, они подверглись нападению толп. Их вытаскивали на улицы и забивали до смерти. Не пощадили и тех сотрудников полиции, которые находились в отпуске и не участвовали в уличных боях. Достаточно было доноса недоброжелательного соседа, чтобы возбудить ярость толпы и обречь полицейского на гибель.
Другой вспышкой насилия была расправа над морскими офицерами на кораблях Балтийского флота. Объяснить ее еще труднее. Возможно, это была реакция на строгую дисциплину, устанавливаемую в связи с постоянной бдительностью перед превосходящими силами германского флота. Возможно также, это был результат продолжительного бездействия крупных боевых кораблей, вызванного обстоятельствами. Как бы то ни было, с поступлением на флот вестей о революции здесь произошло несколько ужасных сцен.
Толпы матросов и штатских нападали на офицеров в их каютах или на улицах Гельсингфорса (прежнее название финской столицы Хельсинки. – Примеч. пер.) и Кронштадта. Офицеров избивали, расстреливали, кололи штыками и оставляли умирать на улице в пургу от потери крови. Насильники с воплями и руганью топили тяжелораненых людей в прорубях. Члены семей офицеров и их друзья, опрометчиво пытавшиеся спасти дорогих им людей или вытребовать их изуродованные тела, сами становились жертвами насилия. Безумная жажда крови вихрем пронеслась по флоту.
Свирепость, проявленная матросами, стала погребальным звоном по русскому флоту в Балтийском море. Хотя официально флот продолжал действовать и после революции, моральный дух его личного состава был основательно подорван. Офицеры не могли забыть ужасные мартовские ночи, а ощущение матросами своей вины создало невидимый барьер между сторонами и похоронило надежду на достижение взаимопонимания.
Но сколь бы ни были ужасными эти вспышки насилия, они затронули лишь небольшое число людей. В зоне боевых действий, в тылу, в большинстве городов и селений России мартовская революция отнюдь не сопровождалась насилием – она оставила мало шрамов в сердцах и душах. Легкость, с которой победила революция, внушила многим людям ложное чувство безопасности. Их дезориентации послужило и еще одно обстоятельство: за одним исключением все посты в первом кабинете министров заняли представители либеральных партий. Новые министры мыслили в категориях западной демократии и избранного народом конституционного правительства. Наиболее выдающиеся из них – министр иностранных дел Милюков и военный министр Гучков – были лицом правительства. Милюков представлял собой патриота, блестящего историка, эксперта по международному праву, либерального лидера Думы, где он последовательно защищал права национальных меньшинств. Гучков хорошо зарекомендовал себя в качестве представителя Красного Креста во время Русско-японской войны, проявил большую активность в военно-индустриальном комитете в ходе мировой войны и внес большой вклад в разоблачение бездарной роли военного министерства.
Когда обнародовали список министров нового кабинета, он был встречен в обществе с энтузиазмом. Консерваторы были удовлетворены тем, что новые министры говорили с ними на одном языке. Надежды радикалов на новое правительство покоились на том, что новые руководители страны при старом режиме в течение ряда лет находились в оппозиции. Однако в течение 60 дней Временное правительство утратило свой общенациональный, надпартийный характер и попало в незавидное положение партии меньшинства во власти. Выяснилось, что идеалы министров кабинета и образованных классов России не совпадают с надеждами и чаяниями масс.
Милюков и Гучков с коллегами не несли всю полноту ответственности за провал либерализма в России, хотя и повинны в этом из-за недостатка административного опыта. Вхождение либералов в исполнительную власть произошло частично из-за их собственной обструкционистской политики, и внезапность перемены в их статусе не дала им времени приспособить свои взгляды к новым условиям. Кроме того, хотя либеральные лидеры и являлись стойкими приверженцами конституционной формы правления, сам механизм демократии был им в новинку. В результате своего академического образования они переоценивали способность обывателя к рациональному мышлению и отвергали важность эмоционального воздействия на него. Россия же в отсутствие традиций самоуправления была не готова следовать за такими мягкими просвещенными лидерами.
Но главное препятствие для либералов состояло в другом. Дело в том, что политические ценности вдруг радикально изменились, умеренные партии оказались в экстремальной ситуации. Сразу после революции от последовательно консервативной точки зрения не осталось и следа. Даже некоторые великие князья превратились в демократов. Они шествовали в Думу, приколов к своей верхней одежде красные ленты. Либерализм, бытовавший до сих пор посреди реакции и радикализма, оказался отброшенным к позиции отъявленного консерватизма. Взяв на себя всю ответственность за управление государством в создавшихся обстоятельствах, либералы немедленно стали мишенью атак радикалов.
Революция высвободила эмоции, разбудила дремавшие надежды и поставила на повестку дня осуществление фантастических желаний в качестве конкретных целей. Отдельные лица и группы людей требовали к себе внимания, немедленного решения своих специфических проблем. Никто не желал смотреть на вещи объективно, каждый ждал от правительства невозможного.
Националисты добивались отсрочки всех реформ до конца войны. До наступления этого срока они не хотели никаких перемен. Лидеры национальных меньшинств требовали немедленного местного самоуправления без созыва для этого конституционного совещания и без процедуры изменения фундаментальных законов. Профсоюзы ожидали от революции повышения заработной платы и сокращения рабочего дня без учета потребностей армии в военное время. Промышленники и финансисты видели в розовом свете день, когда они займут в российском обществе такое же важное положение, каким уже много лет пользовались их коллеги в западных странах. Крестьяне рассчитывали, что большие поместья будут немедленно распределены между ними без предварительной оценки, компенсации владельцам, выработки политики справедливого перераспределения земли. Крупные землевладельцы считали, что первейшим долгом правительства является защита прав собственности граждан.
Россия превратилась в кипящий котел конфликтующих надежд и мнений. Страна была поставлена перед необходимостью вести жесточайшую в истории войну и одновременно перестраивать свою жизнь в мельчайших подробностях. Во главе страны стояла небольшая группа произвольно выбранных лиц, которые прежде никогда не решали задач исполнительной власти и которые не решались использовать силу даже в чрезвычайных обстоятельствах. Они черпали поддержку среди образованного класса, политически незрелого и воспитанного в обществе, которое не поощряло личную инициативу. Предполагалось, что этот конгломерат деятелей будет руководить страной, контролировать миллионы людей, уставших от войны, безразличных ко всему и ожесточенных тремя годами вооруженного противостояния. Исход был предопределен.
6...И те, кто делал карьеру на крови
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 6...И те, кто делал карьеру на крови
Председатель правления треста М. А. Мурашев был человек достаточно способный, чтобы схватывать «верхи», легко рассуждать о делах треста и производить на неосведомленных людей впечатление знающего человека. На самом деле это был человек пустой, для которого не существовало ничего, кроме собственной особы. Бывший рабочий, кровельщик, он в 1905 году был сослан в Кемь за участие в партии эсеров. Женился там на местной учительнице и, видимо, существовал за ее счет, пока не наступила большевистская революция. Тогда он записался в «партию», бросил Кемь и жену и поехал в Петроград делать карьеру. Он сразу получил крупное назначение заведующего водопроводом и канализацией Петрограда, но на чем-то поскользнулся и был послан в Мурманск для заведования рыбным делом, а с образованием «Севгосрыбтреста» назначен его председателем. Дела он не знал и не любил, считая, что для такого крупного человека, как он, это может быть только переходной ступенью к ответственной должности в «центре». Чтобы не сидеть в Мурманске, где жизнь очень тяжела и скучна, он всеми способами устраивал себе командировки в Петроград, в Москву, на курорты, где он лечился от ожирения, но главным образом за границу и пропадал там месяцами. Одна из сценок, разыгравшихся в Мурманске, очень типична для такой фигуры. Его новая жена, не знаю, третья или четвертая, машинистка из берлинского торгпредства, должна была прибыть прямо из Германии на только что выстроенном траулере «Большевик». Это давало ей возможность привезти ворох контрабанды. Траулер встречали на пристани все мурманские власти, рабочие промысла и оркестр музыки.
1200 г. до н.э. - 800 г. до н.э.
C 1200 г. до н.э. по 800 г. до н.э.
От Катастрофы Бронзового века между 1200 г. до н.э. и 1150 г. до н.э. до конца древнегреческих Темных веков примерно в 800 г. до н.э.
25. Этап
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 25. Этап
27 апреля по суете в коридорах тюрьмы мы поняли, что нас отправляют на этап. Что ждало нас в Соловках, никто не знал. Мне приходилось и на воле, и в тюрьме встречаться с людьми, побывавшими там, но никто из них никогда не говорил о лагере. Только раз, оставшись один на один, я спросил такого: «Очень тяжко в концлагере?» Тот утвердительно кивнул головой и заговорил о другом. Видимо, рассказывать об этом было бы слишком рискованно. Слухи же, доходившие до граждан и до нас в тюрьме, были очень страшны. По этим слухам, смертность в лагерях была громадна, беспричинные расстрелы — обычное явление; работу давали непосильную, били, держали в холодных казармах, кормили отвратительно, паразитов была масса и эпидемия сыпного тифа не прекращалась. Все это было так безнадежно, что большинство старалось не думать о том, что там ждет. Все равно ничего не поделаешь, а все же мы покинем ненавистную тюрьму, нас поведут по городу, из окна вагона увидим лес, море, вольных людей. С самого утра началась суетня. Нас погнали вниз, выстроили в коридоре. Все были с вещами, строй получался неровный, строили нас и перестраивали, проверяли по спискам, которые у ГПУ всегда в беспорядке. Тюремная администрация сдавала нас конвою, который должен был сопровождать нас до концлагеря и там сдать лагерному начальству. Самая сдача происходила у стола, куда нас вызывали по одному, спрашивали имя, по какой статье и на сколько лет сослан. Проверенный «в натуре» передавался конвою вместе с конвертом, в котором находилось «личное дело». При проверке происходило немало недоразумений: то была неверно записана фамилия, то имя, то срок...
6. Вывод за ворота
Записки «вредителя». Часть III. Концлагерь. 6. Вывод за ворота
Очередь под открытым небом, то есть большую часть года под дождем и снежной метелью. Многие проглатывают свою порцию тут же, стоя, другие бегут в барак, на нары. У кого есть чайник, берут кипяток. Но все торопятся, потому что надо исполнить длинную и сложную процедуру, чтобы получить право выйти за проволоку и успеть на работу. В бараке, у ротного, надо получить «рабочую книжку», расписаться в книге, отметить часы и минуты получения, затем в канцелярии дежурного по лагерю надо показать книжку и получить пропуск на выход за проволоку. Получивших пропуска конвойные выстраивают на «линейке» и ведут к воротам. Здесь часовой просчитывает заключенных, проверяет пропуска. Вывод из ворот происходит в восемь часов утра, к девяти все должны быть разведены по всем учреждениям лагеря, разбросанным по городу Кеми. Так как всем надо «выправить документы» одновременно — всюду толкотня, очереди, ругань Нас гонят на принудительную работу, и мы же должны добыть себе пропуска, а нас же ругают в течение всей этой процедуры... Ведут нас посреди дороги, осенью и весной покрытой невылазной грязью. Среди конвойных попадаются рьяные служаки, которые требуют, чтобы мы строго соблюдали военный строй, а обуты мы все бог знает как, и многие месят эту каторжную грязь уже из последних сил. — Равняться чище в рядах! — кричит наш командир, останавливая и равняя шеренги. — До вечера стоять будете. — А нам что, постоим! — слышится из рядов. — Срок идет. Конвойный бросается искать виновных, отбирает пять-шесть документов, записывает фамилии.
Часть II. Тюрьма
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма
VII. Ожидание
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. VII. Ожидание
Что значит ждать ареста, тюрьмы и почти верной смерти, когда ни в чем не виноват, — знают только советские граждане. После расстрела «48» все ходили, как отравленные, оглядываясь на каждом шагу, вздрагивая от каждого стука, ко всему прислушиваясь, всего пугаясь. День проходил еще так-сяк. Какая-то работа производилась из последних сил или давалась рывком, с надрывом, чтобы забыться и оглушить себя хоть чем-нибудь. В четыре часа чувствовалось какое-то облегчение: на службе не арестовали, можно еще раз пойти домой. А дома еще более тошно: и комнаты, и вещи — все кажется враждебным и чужим в своем холодном равнодушии к людским переживаниям. Приходит муж, приходит сын, а кажется, в последний раз их видишь вместе, в последний раз садишься за обед, и каждый кусок стоит комом в горле: то вспоминаются друзья, так неожиданно погибшие, то смотришь на мужа, пытаясь угадать, на сколько дней он еще жив и цел. Мальчик испуганно следит за нами. Он знает, что убиты те, кого он так недавно видел здоровыми, веселыми, кто приходил, шутил с ним, но как, за что убиты, — понять не может. Осиротевшая, притихшая девочка сидит рядом с ним, всем своим видом напоминая о страшном деле. Вечером ему жутко оставаться одному. — Ты посидишь? — смотрит он жалобно. — Конечно, посижу, ложись. Он прячется в постель, мы говорим о чем-то постороннем, потом молчим, скрывая свои мысли друг от друга.
XII. Тяжкий день
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XII. Тяжкий день
Это было в феврале. Утро как утро. Мрак. Вставать трудно. Всякая работа опостылела: на службу тянешься через силу. Шел пятый месяц после ареста мужа, надо было вот-вот ждать приговора. Расстреливать как будто стали меньше, но в лагеря, на принудительные работы ссылали тысячами. Во всякой мелочи, во всяком пустяке невольно чуялось недоброе предзнаменование, а тут, выходя на лестницу, на серой каменной площадке я наткнулась на большое, полузамерзшее кровавое пятно. Оно поплыло у меня в глазах, оставляя повсюду зловещие блики. Вероятно, пьяница-сосед, вернувшись поутру домой, расквасил себе нос на скользкой лестнице, но сердце сжалось от испуга, и всю дорогу по запорошенным улицам красное пятно мелькало на снегу. Я тогда не знала, что ГПУ расстреливает в подвалах, а не на дворе. Первый вопрос на службе: — Как ваше здоровье? — Как всегда. В чем дело? — Сюда звонили только что, справлялись о вас, мы думали, уж не случилось ли чего. У вас ведь дома телефон, почему не звонят вам? — Нет, ничего, спасибо. Странно... Кому, зачем пришла мысль пугаться за мою судьбу? Но не успела я сесть за работу, ко мне влетела одна из сослуживиц. — Вы знаете, наша Э. разбилась насмерть. — Как?! — Мужу дали приговор по академическому делу — десять лет принудительных работ. Она бросилась с четвертого этажа в пролет лестницы. Э. с маленькой головой и огромной косой, которая едва укладывалась кругом.
1871 - 1914
From 1871 to 1914
From the end of the Franco-Prussian War in 1871 to the beginning of World War I in 1914.
17. Аресты в Москве
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 17. Аресты в Москве
Во всем чувствовалась подготовка к каким-то событиям. Коммунисты и спецы, близкие к коммунистам, занимавшие видные посты в рыбной промышленности, бежали из Москвы. Еще весной В. И. Мейснер, бывший начальник «Главрыбы», человек, близкий к большевикам, больше коммунист, чем сами коммунисты, «по собственному желанию» оставил место директора Научного института рыбного хозяйства в Москве и уехал в экспедицию на Каспийское море. Член правления «Союзрыбы», коммунист М. Непряхин, неожиданно ушел из «Союзрыбы». Крышев, коммунист, бывший старшим директором рыбной промышленности с самого начала революции, также уехал из Москвы. Заместитель директора Института рыбного хозяйства, так называемый «Костя» Сметанин, спешно устроил себе командировку за границу. Что-то чуяли эти люди или, вернее, что-то знали о готовящейся гибели их товарищей, и чья-то заботливая рука отводила их от места, предназначенного к обстрелу. Перед уходом Крышев успел напечатать в «Известиях» 2 августа 1930 года интервью, явно предназначенное для ГПУ, в котором, не называя, но достаточно прозрачно намекая, доносил на М. А. Казакова, обвиняя его в потворстве частновладельческому промыслу и в том, что, проводя охранительные мероприятия по лову рыбы, он злостно препятствовал развитию рыбной промышленности. Крышев знал, что в советских условиях ответить на такую клевету невозможно и что она может быть очень опасной. Действительно, обе эти вины были представлены ГПУ как факты «вредительства», и М. А. Казаков был расстрелян.
1492 - 1559
From 1492 to 1559
From the Discovery of America by Christopher Columbus in 1492 to the end of the Italian Wars in 1559.
22. Отступление от сюжета: некоторые фрагменты истории тайной войны стран НАТО против СССР в 50-х годах прошлого столетия
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 22. Отступление от сюжета: некоторые фрагменты истории тайной войны стран НАТО против СССР в 50-х годах прошлого столетия
Эпиграфом к следующему ниже отступлению можно сделать меткие слова американского разведчика Роберта Стила (Robert Steel), сотрудника межведомственного Центра по борьбе с терроризмом, заявившего в интервью французским тележурналистам (телекомпании "Arte France & Roche productions") буквально следующее: "Даже наиболее опытные сотрудники ЦРУ, люди с двадцати- и тридцатилетним стажем, не до конца сознают, каких успехов ЦРУ добилось посредством убийств и других тайных операций". Фрагменты этого интервью приведены в весьма познавательном 3-серийном документальном фильме "Тайные войны ЦРУ", его имеет смысл посмотреть всем, кто твёрдо верит в то, будто главная американская разведка в своей деятельности всегда руководствовалась нормами международного права. Если читатель хорошо ориентируется в теме, вынесенной в заглавие раздела, он может смело пропустить эту часть очерка и перейти к следующей. Но поскольку значительная часть отечественной интернет-аудитории имеет совершенно неверное представление о характере противостояния советской госбезопасности и иностранных разведок в период 1950-60 гг., либо вообще ничего не знает об этом, то приведённый ниже материал может оказаться для части наших читателей небесполезным. В России широко известен и многократно повторён нашей прессой факт, что разведки США и прочих стран НАТО позорно проворонили момент создания Советским Союзом атомного оружия. Менее чем за год до подрыва первого советского атомного боеприпаса американские журналисты Джон Хогерон и Эллсуорт Рэймонд опубликовали в журнале "Лук" статью под говорящим названием "Когда Россия будет иметь атомную бомбу?" Прогноз авторов был безапелляционен, по их мнению ранее 1954 г.